300

Сто девяносто вторая ночь 

Когда же настала сто девяносто вторая ночь, она сказала: "Дошло до 
меня, о счастливый царь, что Камараз-Заман, сказав своему отцу эти сти- 
хи, стал плакать, сетовать и вздыхать из глубины пораненного сердца и 
произнес еще такие стихи: 
"Страшитесь очей ее - волшебна ведь сила их, 
И тем не спастись уже, кто стрелами глаз сражен. 
Не будьте обмануты речей ее нежностью: 
Поистине, пылкость их умы опьяняет нам. 
О нежная! Если бы щекой коснулась роз она, 
Заплакала бы, и дождь лился бы из глаз ее. 
И если бы ветерок во сне пролетел над ней" 
Летя, он всегда бы нес ее благовония. 
Скорбят ожерелия, что пояс звенит ее, 
Когда онемел браслет на каждой из рук ее. 
Захочет браслет ножной серьгу лобызать ее - 
И все в ней сокрытое предстанет очам любви, 
Меня за любовь хулят, не зная прощения, 
Что пользы от глаз, когда они не прозорливы? 
Хулитель, позор тебе, ты несправедлив ко мне! 
Все взоры склоняет вниз краса газеленочка". 
А когда он кончил говорить стихи, везирь сказал царю: "О царь века и 
времени, до каких пор будешь ты сидеть подле твоего сына, удалившись от 
войск? Быть может, нарушится порядок в твоем царстве, так как ты удалил- 
ся от вельмож царства. Разумный, когда на его теле разнообразные раны, 
должен лечить опаснейшую из них, и, по моему мнению, тебе следует пере- 
вести твоего сына отсюда во дворец, выходящий на море, и ты будешь уда- 
ляться туда к своему сыну. А для дивана и для выезда ты назначишь во 
всякую неделю два дня - четверг и понедельник, и станут входить к тебе в 
эти дни эмиры, везири, придворные и вельможи царства, и остальные воины 
и подданные, чтобы изложить тебе свои дела, и ты будешь исполнять их 
нужды, судить их, брать и отдавать, и приказывать и запрещать. А остаток 
недели ты будешь подле твоего сына Камар-аз-Замана и останешься в этом 
положении, пока Аллах не пошлет тебе и ему облегчения. О царь, берегись 
превратностей времени и ударов случая, разумный всегда настороже. А как 
хороши слова поэта: 
Доволен ты днями был, пока хорошо жилось, 
И зла не страшился ты, судьбой приносимого, 
Ночами ты был храним и дал обмануть себя, 
Но часто, хоть ночь ясна, случается смутное. 
О люди, пусть будет тот, кому благосклонный рок 
Лишь помощь оказывал, всегда осторожен!" 
Услышав от везиря эти слова, царь счел их правильным и полезным для 
себя советом, и они произвели на него впечатление. Он испугался, что на- 
рушится порядок в его царстве, и в тот же час и минуту поднялся и прика- 
зал перевести своего сына из этого места во дворец, выходящий на море. 
А этот дворец был посреди моря, и туда проходили по мосткам шириной в 
двадцать локтей. Вокруг дворца шли окна, выходившие на море, и пол в нем 
был выстлан разноцветным мрамором, а потолок был покрыт разными прекрас- 
нейшими маслами и разрисован золотом и лазурью. 
И Камар-аз-Заману постлали во дворце роскошную шелковую подстилку и 
вышитые ковры, а стены в нем покрыли избранной парчой и опустили зана- 
вески, окаймленные жемчугами. И Камар-аз-Замана посадили там на ложе из 
можжевельника, украшенное жемчугами и драгоценностями, и Камар-аз-Заман 
сел на это ложе, но только от постоянных дум о девушке и любви к ней у 
него изменился цвет лица, и его тело исхудало, и перестал он есть, пить 
и спать и сделался точно больной, который двадцать лет болен. 
И его отец сидел у его изголовья и печалился о нем великой печалью, и 
каждый понедельник и четверг царь давал разрешения эмирам, придворным, 
наместникам, вельможам царства, воинам и подданным входить в этот дво- 
рец, и они входили и исполняли обязанности службы и оставались подле не- 
го до конца дня, а затем уходили своей дорогой. А царь приходил к своему 
сыну в тот покой и не расставался с ним ни ночью, ни днем и проводил та- 
ким образом дни и ночи. 
Вот что было с Камар-аз-Заманом, сыном царя Шахрамана. Что же касает- 
ся царевны Будур, дочери царя аль-Гайюра, владыки островов и семи двор- 
цов, то когда джинны принесли ее и положили на ее постель, она продолжа- 
ла спать, пока не взошла заря. И тогда она проснулась от сна и седа пря- 
мо и повернулась направо и налево, но не увидела юноши, который был в ее 
объятиях, и сердце ее взволновалось, и ум покинул ее. 
И она закричала великим криком, и проснулись все ее невольницы, 
няньки и управительницы и вошли к ней, и старшая из них подошла к царев- 
не и сказала: "О госпожа моя, что такое тебя постигло?" И Будур ответила 
ей: "О скверная старуха, где мой возлюбленный, прекрасный юноша, который 
спал сегодня ночью у меня в объятиях? Расскажи мне, куда он ушел". 
И когда управительница услышала от нее эти слова, свет стал мраком 
перед лицом ее, и она испугалась гнева царевны великим страхом. "О гос- 
пожа моя Будур, что Это за гадкие речи?" - спросила она. И Ситт Будур 
воскликнула: "О скверная старуха, где мой возлюбленный, красивый юноша, 
со светлым лицом, изящным станом, черными глазами и сходящимися бровями, 
который спал подле меня сегодня ночью, с вечера и пока не приблизился 
восход солнца?" - "Клянусь Аллахом, - ответила управительница, - я не 
видела ни юноши, ни кого другого. Ради Аллаха, о госпожа, не шути таких 
шуток, выходящих за предел, - не то потому, что гибнут наши души. Может 
быть, эта шутка дойдет до твоего отца, и кто тогда вызволит нас из его 
рук..." 
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. 


Сто девяносто третья ночь 

Когда же настала сто девяносто третья ночь, она сказала: "Дошло до 
меня, о счастливый царь, что управительница сказала госпоже Будур: "Ради 
Аллаха, о госпожа, не шути таких шуток, выходящих за предел, - может 
быть, эта шутка дойдет до твоего отца, и кто тогда вызволит нас из его 
рук?" Но царевна Будур сказала ей: "Юноша ночевал подле меня сегодня 
ночью, и он лучше всех людей лицом", а управительница воскликнула: "Да 
сохранит Аллах твой разум! Никто не ночевал подле тебя сегодня ночью". 
И тогда Будур взглянула на свою руку и нашла у себя на пальце перс- 
тень Камар-аз-Замана, а своего перстня не нашла. "Горе тебе, проклятая 
женщина, - сказала она управительнице, - ты лжешь мне и говоришь, что 
никто не ночевал у меня, и клянешься мне Аллахом впустую?" И управи- 
тельница ответила: "Клянусь Аллахом, я тебе не лгала и не клялась впус- 
тую!" А Ситт Будур разгневалась на нее и, вынув меч, бывший подле, уда- 
рила им управительницу и убила ее. И тогда евнухи, невольницы и рабыни 
закричали на царевну и пошли к ее отцу и осведомили его о том, что с 
ней. 
И царь в тот же час и минуту пришел к своей дочери Ситт Будур и спро- 
сил ее: "О дочь моя, что с тобой случилось?" - а она отвечала: "О батюш- 
ка, где тот юноша, что спал со мною сегодня ночью?" И разум улетел у нее 
из головы, и она стала ворочать глазами направо и налево, а потом разор- 
вала на себе одежду до подола. И когда ее отец увидал такие поступки, он 
велел девушкам схватить царевну. И ее схватили и заковали и надели на 
шею железную цепь и привязали ее у окна и оставили ее. 
Вот что было с царевной Будур. Что же касается ее отца, царя аль-Га- 
йюра, то, когда он увидел, что случилось с его дочерью Ситт Будур, мир 
стал для него тесен, так как он любил ее, и стало на душе у него тяжело. 
И тогда он позвал врачей и звездочетов и обладателей перьев [230] и 
сказал им: "Кто исцелит мою дочь от того, что с нею, я женю того на ней 
и отдам ему половину моего царства, а тому, кто подойдет к ней и не ис- 
целит ее, я отрублю голову и повешу ее на воротах дворца". 
И всякому, кто входил к царевне и не исцелял ее, царь рубил голову и 
вешал ее на воротах дворца, пока не отрезали из-за нее головы сорока че- 
ловекам из врачей и не распяли сорок человек звездочетов. И все люди 
отступились от нее, и все врачи оказались бессильными ее вылечить. И де- 
ло ее стало трудным для людей наук и обладателей перьев. 
А затем Ситт Будур, когда увеличились ее волненье и страсть и измучи- 
ли ее любовь и безумие, пролила слезы и сказала такие стихи: 
"Любовь к тебе, о месяц, - мой обидчик, 
И мысль о тебе во мраке ночном - мучитель. 
И ночью лежу, а в ребрах моих - как пламя, 
Что жаром своим на адский огонь похоже. 
Испытана я чрезмерных страстей гореньем, 
И стало теперь мученье от них мне карой. - 
Потом вздохнула и произнесла еще: 
Привет мой возлюбленным во всех обиталищах, 
И подлинно, я стремлюсь в жилище любимых. 
Привет мой вам - не привет того, кто прощается, 
Шлю много приветов я - все больше и больше. 
И правда, люблю я вас и вашу страну люблю, 
Но я от того далек, чего я желаю". 
А когда Ситт Будур кончила говорить эти стихи, она стала плакать, по- 
ка у нее не заболели глаза и щеки ее не побледнели, и она провела в та- 
ком положении три года. 
А у нее был молочный брат по имени Марэуван, который уехал в дальние 
страны и не был с нею все это время. И он любил ее любовью более 
сильной, чем братская любовь, и, приехав, вошел к своей матери и спросил 
про свою сестру Ситт Будур, и мать сказала ему: "О дитя мое, твою сестру 
постигло безумие, и прошло три года, как на шее у нее железная цепь, и 
все врачи и мудрецы бессильны излечить ее". 
И, услышав это, Марзуван воскликнул: "Мне обязательно нужно войти к 
ней: может быть, я узнаю, что с нею, и смогу ее вылечить!" И когда мать 
Марзувана услыхала его слова, она сказала: "Ты непременно должен к ней 
войти, но дай срок до завтра, и я как-нибудь ухитрюсь устроить твое де- 
ло". 
Потом его мать пешком отправилась во дворец Ситт Будур и встретилась 
с евнухом, поставленным у ворот, и дала ему подарок и сказала: "У меня 
есть дочь, которая воспиталась с госпожой Будур, и я выдала ее замуж, а 
когда с твоей госпожой случилось то, что случилось, сердце моей дочери 
привязалось к ней. И я хочу от твоей милости, чтобы моя дочка на минутку 
пришла к ней, посмотреть на нее, а потом она вернется туда, откуда приш- 
ла, и никто о ней не узнает". И евнух отвечал: "Это возможно не иначе, 
как ночью. После того, как султан придет посмотреть на свою дочь, прихо- 
ди и ты с твоей дочкой". 
И старуха повелевала евнуху руку и ушла к себе домой и подождала до 
вечера следующего дня. И когда время настало, она поднялась в тот же час 
и минуту и, взяв своего сына Марзувана, одела его в платье из женских 
одежд, а потом она вложила его руку в свою и повела его во дворец. И ока 
до тех пор шла с ним, пока не привела его к евнуху, после ухода султана 
от его дочери. И когда евнух увидал старуху, он поднялся на ноги и ска- 
зал ей: "Входи и не сиди долго!" 
И старуха вошла со своим сыном, и Марзуван увидал Ситт Будур в таком 
состоянии и поздоровался с нею, после того как мать сняла с него женские 
одежды. И Марзуван вынул книги, которые были с ним, и зажег свечу и про- 
чел несколько заклинаний. 
И тогда Ситт Будур посмотрела на него и узнала его и сказала: "О брат 
мой, ты уезжал и вести от тебя прекратились". - "Верно, - отвечал Марзу- 
ван, - но Аллах благополучно привел меня назад. И я хотел уехать второй 
раз, но удержали меня от этого лишь те вести, которые я про тебя услы- 
шал. Мое сердце сгорело из-за тебя, и я к тебе пришел в надежде, что, 
может быть, я тебя освобожу от того, что с тобою случилось". - "О брат 
мой, - сказала Будур, - ты думаешь, то, что меня постигло, безумие?" - 
"Да", - отвечал Марзуван. И Будур сказала: "Нет, клянусь Аллахом! А дело 
таково, как сказал поэт: 
Сказали: "Безумен ты от страсти к возлюбленным". 
Сказал я: "Жить в радости дано лишь безумным". 
Очнуться влюбленные не могут уж никогда, 
К безумным же изредка приходит припадок. 
Безумен я! Дайте мне того, кто мой отнял ум, 
И если безумие пройдет, не корите", 
И тут Марзуван понял, что она влюблена, и сказал ей: "Расскажи мне 
твою историю и то, что тебя постигло. Может быть, в моих силах сделать 
что-нибудь, в чем будет твое освобождение..." 
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. 


Сто девяносто четвертая ночь 

Когда же настала сто девяносто четвертая ночь, она сказала: "Дошло до 
меня, о счастливый царь, что Марзуван сказал госпоже Будур: "Расскажи 
мне твою историю и то, что с тобой случилось. Может быть, Аллах научит 
меня чему-нибудь, в чем будет твое освобождение. 
И Ситт Будур отвечала: "О брат мой, слушай мою историю. Однажды ночью 
я пробудилась от сна, в последнюю треть ночи, и села прямо и увидала ря- 
дом с собой юношу, прекраснейшего, какой есть среди юношей... Язык уста- 
нет его описывать. И подобен он ветви ивы или трости камыша... И я поду- 
мала, что мой отец дал ему приказ испытать меня, так как отец склонял 
меня выйти Замуж, когда меня сватали у него цари, а я отказывалась. Вот 
это и помешало мне разбудить юношу: я боялась, что если я что-нибудь 
сделаю или обниму его, он, может быть, расскажет моему отцу об этом. А 
проснувшись, я увидала у себя на руке его перстень вместо моего перстня, 
который он у меня взял. Вот мой рассказ и причина моего безумия: мое 
сердце, о брат мой, привязалось к нему с тех пор, как я его увидела, и 
от великой любви и страсти я не вкушаю пищи сна, и нет у меня иного де- 
ла, как только лить слезы и плакать и говорить стихи ночью и днем". 
И она пролила слезы и произнесла такие стихи: 
"Приятны ль мне услады после страсти, 
Когда в сердцах пастбище той газели? 
Влюбленных кровь - ему пустяк пустейший, 
Душа измученных по нем лишь тает. 
Ко взорам его ревную своим и к мыслям, 
И часть меня над частью соглядатай. 
И веки у него бросают стрелы, 
Разят они, в сердца к вам попадая" 
До смерти я смогу ль его увидеть, 
Коль в здешней жизни мне найдется доля? 
Храню я тайну, но слеза доносит, 
Что чувствую, и знает соглядатай. 
Он близок - близость с ним, увы, далеко, 
Далек он - мысль о нем от меня близко". 
Потом Ситт Будур сказала Марзувану: "Вот видишь, брат мой, что же ты 
со мною сделаешь, раз меня такое постигло?" И Марзуван опустил ненадолго 
голову к земле, дивясь и не зная, что делать, а потом он поднял голову и 
сказал: "Все, что с тобой случилось, - истина, и история с тем юношей 
сделала мой разум бессильным. Но я пойду по всем странам и буду искать, 
как тебя излечить. Быть может, Аллах сделает твое исцеление делом моих 
рук. Но только терпи и не горюй!" Затем Марзуван простился с Будур и по- 
желал ей твердости, и вышел от нее, а она говорила такие стихи: 
"Твой призрак по душе моей проходит, 
Хоть путь далек, шагами посещенных. 
Мечты тебя лишь к сердцу приближают, 
Как молнию сравнить с очками зорких? 
Не будь далек, ты - свет моего глаза: 
Когда уйдешь, не будет ему света". 
А Марзуван пошел в дом своей матери и проспал эту ночь, а утром он 
собрался в путешествие, и поехал и, не переставая, ездил из города в го- 
род и с острова на остров в течение целого месяца. И он вступил в город, 
называемый ат-Тайраб, и пошел, выведывая у людей новости в надежде, что 
найдет лекарство для царевны Будур. И всякий раз, как он входил в город 
или проходил по нему, он слышал, что царевну Будур, дочь царя аль-Гайю- 
ра, поразило безумие, но, достигши города ат-Тайраба, он услышал весть о 
Камар-аз-Замане, сыне царя Шахрамана, что он болен и что его поразило 
расстройство и безумие. 
И Марзуван, услышав это, спросил, как называется его город, и ему 
сказали: "Он находится на островах Халидан, и до них от нашего города 
целый месяц пути по морю, а сушею шесть месяцев". И Марзуван сел на ко- 
рабль, направлявшийся на острова Халидан, и ветер был для него хорош в 
течение месяца, и они подъехали к островам Халидан. Но когда они прибли- 
зились и им оставалось только пристать к берегу, вдруг налетел на них 
сильный ветер и сбросил мачты и порвал ткань, так что паруса упали в мо- 
ре, и перевернулся корабль со всем тем, что в нем было..." 
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. 


Сто девяносто пятая ночь 

Когда же настала сто девяносто пятая ночь, она сказала: "Дошло до ме- 
ня, о счастливый царь, что когда корабль перевернулся со всем тем, что в 
нем было, каждый занялся самим собою, а что касается Марзувана, то волны 
бросали его, пока не принесли к подножию царского дворца, где был Ка- 
мар-аз-Заман. 
И по предопределенному велению случилось так, что Это было в тот 
день, когда к царю Шахраману собирались вельможи его правления и господа 
его царства, чтобы служить ему. И царь Шахраман сидел, а голова его сына 
была у него на коленях, и евнух отгонял от него мух. А прошло уже два 
дня, как Камар-аз-Заман не разговаривал, не ел и не пил, и сделался он 
тоньше веретена. 
И везирь стоял у его ног, возле окна, выходящего на море, и он поднял 
взор и увидел, что Марзуван близок к гибели из-за больших волн и нахо- 
дится при последнем вздохе. И сердце везиря сжалилось над ним, и он по- 
дошел к царю и, вытянув к нему шею, сказал: "Я прошу у тебя позволения, 
о царь, спуститься во двор и открыть ворота дворца, чтобы спасти челове- 
ка, который потонет в море, и вывести его из затруднения к облегчению. 
Может быть, Аллах по причине этого освободит твоего сына от того, что с 
ним". - "О везирь, - отвечал ему царь, - довольно того, что случилось с 
моим сыном из-за тебя и по твоей вине. Может быть, ты вытащишь этого 
утопающего и он узнает о наших обстоятельствах и увидит моего сына, ког- 
да он в таком положении, и станет злорадствовать надо мною. Но, клянусь 
Аллахом, если этот утопающий выйдет из воды и увидит моего сына, уйдет и 
станет говорить с кем-нибудь о наших тайнах, я обязательно отрублю тебе 
голову раньше, чем ему, так как ты, о везирь, виновник того, что случи- 
лось с нами в начале и в конце. Делай же, как тебе вздумается". 
И везирь поднялся и открыл потайную дверь дворца, ведшую к морю, и, 
пройдя по мосткам двадцать шагов, вышел к морю и увидал, что Марзуван 
близок к смерти. И везирь протянул к нему руку и, схватив его за волосы 
на голове, потянул за них, и Марзуван вышел из моря в состоянии небытия, 
и живот его был полон воды, а глаза выкатились. И везирь подождал, пока 
дух вернулся к нему, а затем снял с него одежду и одел его в другую 
одежду, а на голову ему он повязал тюрбан из тюрбанов своих слуг, и по- 
том он сказал ему: 
"Знай, что я был причиною того, что ты спасся и не утонул. Не будь же 
причиною моей смерти и твоей смерти..." 
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. 


Сто девяносто шестая ночь 

Когда же настала сто девяносто шестая ночь, она сказала: "Дошло до 
меня, о счастливый царь, что когда везирь сделал с Марзуваном то, что 
сделал, он сказал ему: "Знай, что я был причиною того, что ты спасся, не 
будь же ты теперь причиною моей смерти и твоей смерти". - "А как так?" - 
спросил Марзуван. И везирь сказал: "Ты сейчас поднимешься и пройдешь 
между эмирами и везирями, и все они будут молчать, ничего не говоря, 
из-за Камар-аз-Замана, сына султана". 
И, услышав о Камар-аз-Замане, Марзуван все вспомнил, так как он слы- 
шал рассказы о нем в других странах и пришел сюда в поисках его, но он 
притворился незнающим и спросил везиря: "А кто такой Камар-аз-Заман?" - 
и везирь отвечал ему: ""Это сын султана Шахрамана, и он болен и лежит в 
постели; ему нет покоя, и он не ест, не пьет и не спит ни ночью, ни 
днем. Он близок к смерти, и мы отчаялись, что он будет жить, и уверились 
в его близкой кончине. Берегись же долго глядеть на него и смотреть не 
на то место, куда ты ставишь ногу: иначе пропадет твоя и моя душа". 
"Ради Аллаха, о везирь, - сказал Марзуван, - я надеюсь, что ты расс- 
кажешь мне об этом юноше, которого ты мне описал. В чем причина того, 
что с ним?" - "Я не знаю причины, - отвечал везирь, - но только его отец 
три года назад просил его, чтобы он женился, а Камараз-Заман отказался, 
и отец разгневался на него и заточил его. А наутро юноша стал утверж- 
дать, что он спал и видел рядом с собою девушку выдающейся красоты, чью 
прелесть бессилен описать язык, и сказал нам, что снял с ее пальца перс- 
тень и сам надел его, а ей надел свой перстень. И мы не знаем того, что 
скрыто за этим делом. Заклинаю же тебя Аллахом, о дитя мое, когда подни- 
мешься со мною во дворец, не смотри на царского сына и иди своей доро- 
гой: сердце султана полно гнева на меня". 
И Марзуван подумал: "Клянусь Аллахом, это и есть то, что я ищу! А по- 
том Марзуван пошел сзади везиря и пришел во дворец, и везирь сел у ног 
Намар-Замана, а Марзуван - у того не было другого дела, как идти, пока 
он не остановился перед Камар-аз-Заманом и не посмотрел на него. И ве- 
зирь умер живьем от страха и стал смотреть на Марзувана и подмигивать 
ему, чтобы он шел своей дорогой. Но Марзуван притворился, что не замеча- 
ет его, и смотрел на Камараз-Замана. И он убедился и узнал, что это тот, 
кого он ищет..." 
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Дата публикации: 19 октября 2019 в 14:38