|
Когда тьмою и мглою кромешной объят
Злоповедный Грамбулинский Бор,
Когда гулкие волны о скалы гремят
И тяжелые, мрачные тучи висят
Над вершинами Знудских Гор, —
Тогда, сквозь этот жуткий мрак,
Какой-то брезжит светлый знак,
Какой-то слабый огонек,
Пронзая веером лучей
Густую черноту ночей,
Во тьме блуждает без дорог,
Далек и одинок.
То шевельнется, то замрет,
То снова медленно ползет,
Как светлячок, среди стволов
Гигантских Буков и Дубов.
И те, кто зрят в полночный час
С высоких Башен и Террас
Тот слабый огонек в лесу,
Тревожно ударяют в гонг
И восклицают: «Это Донг! —
Это Донг!
Это Донг!
Это Донг С Фонарем На Носу!»
Было время —
Не знал он ни горя, ни зла,
Жизнь его беспечально и вольно текла,
Но приплыли джамбли туда в решете
(Это были те самые! самые те!) —
И высадились возле Зиммери-Фид,
Где омары столь аппетитны на вид
И прибой возле скал так бурлит и шумит,
Словно чайник кипит на плите.
Там они танцевали все ночи и дни
И песню волшебную пели они:
Далеко-далеко,
И доплыть нелегко
До страны, где на горном хребте
Синерукие джамбли над морем живут,
С головами зелеными джамбли живут.
И ушли они вдаль в решете!
И была среди джамблей Дева одна —
С волосами зелеными, словно волна,
И руками синими, как небосвод;
Рядом с Девою милой ночь напролет
Очарованный Донг водил хоровод.
Но ужасный день наступил;
И уплыли джамбли в море опять,
И остался Донг одиноко стоять
(Созерцая пустынную водную гладь) —
Неприкаян, дик и уныл.
Он глядел и глядел до боли в очах
На далекий парус в закатных лучах
(А прибой между скал все кипел),
Он мычал и стонал, он томился и чах
И песню джамблей он пел:
Далеко-далеко,
И доплыть нелегко
До страны, где на горном хребте
Синерукие джамбли над морем живут,
С головами зелеными джамбли живут.
И ушли они вдаль в решете!
А когда догорела заката кайма,
Он вздохнул и воскликнул: «Увы!
И последние выдуло крохи ума
Из несчастной моей головы».
И пошел он скитаться все дни напролет
Среди скал и холмов, лесов и болот,
Распевая: «В каком отыщу я краю
Синерукую милую Деву мою?
У каких берегов и озер
За грядою неведомых гор?»
Так, на тоненькой дудке свистя и пища,
Он скитается, милую Деву ища.
И чтоб ночью не сбиться с пути,
Он надрал коры осин и берез
И сплел себе удивительный Нос,
Вот уж истинно замечательный Нос —
Такого нигде не найти! —
И покрасил его яркой сурьмой,
И завязал на затылке тесьмой.
Этот Нос, как Башня, торчал на лице
И в себе заключал он фонарь на конце,
Освещающий мир
Через множество дыр,
Проделанных в этом огромном Носу;
Защищенный корой,
Чтобы ветер сырой
Его не задул в злоповедном лесу.
Так все ночи и дни напролет
Он блуждает средь гор, лесов и болот,
Этот Донг С Фонарем На Носу!
Пугая дудочкой ворон,
Уныл, истерзан, изнурен,
Все ищет, но не может он
Найти свою красу.
И те, кто зрят в полночный час
С высоких Башен и Террас
Тот беглый огонек в лесу,
Тревожно ударяют в гонг
И восклицают: «Это Донг!
Это он там блуждает в лесу! —
Это Донг!
Это Донг!
Это Донг С Фонарем На Носу!»