Дюра-дуралей

Значит, дела у нас такие: жила на свете женщина и был у нее единственный сынок. Звали его Дюра. Очень матушка своего сыночка любила, и так и эдак с ним нянькалась, никуда не пускала, ничегошеньки делать не давала. Подрос Дюра, нигде не бывал, никого не видел. Ничего-то он не знает и ничего не умеет.
Как-то раз пришлось все-таки матери отправить его в люди, и сразу на ярмарку. У нее-то у самой, нога разболелась. Все она Дюрке растолковала, что делать да как!
— Ступай, — говорит, — сынок, на ярмарку. Купи мне сито, муку сеять. Старое совсем прохудилось, да и пора ему, оно мне от бабушкиной бабушки досталось. Только гляди, не покупай частое, а купи редкое. А чтоб не забыть, всю дорогу повторяй: сито редкое, сито редкое!
— Сито редкое, сито редкое! — послушно повторил Дюрко и побежал через поле на ярмарку.
А на том поле пахари землю пашут, жито сеять собираются. Слышат бежит парень, что-то бормочет и показалось им будто он кричит:
— Жито редкое, жито редкое.
— Эй, дуралей, вот мы тебя! Ты зачем нам плохого урожая желаешь? Схватили дубинку и как следует отлупили Дюрку.
— Будешь теперь помнить: говорить надо — посильнее да почаще!
— Посильней да почаще! — повторил Дюро и дальше побежал. Добрался до трактира, а там два парня друг друга мутузят.
— Посильнее да почаще! — кричит им Дюрко.
— Ах ты, такой-сякой! Еще подначивать! — накинулись на него парни. — Молчал бы лучше! — И задали ему трепку.
Совсем наш Дюро растерялся. Начисто позабыл, зачем его мать посылала. Прибежал на ярмарку, стоял, стоял, думал, думал, заплакал и домой пошел.
— Ты что, Дюрка, плачешь? — спрашивает мать.
— Да меня поколотили!
— За что?
— А я им сказал . . .
— А что сказал-то?
— Да позабыл!
— Дуралей, ты дуралей, надо было тебе от них убежать.
— Так ведь я бежал и домой прибежал.
— Вот и молодец, я-то ведь тебе денег не дала. На, возьми денежки, да купи мне . .. нет, не сито, старое еще послужит, купи сковородку на трех ножках. Старая уже прохудилась.
Бежит Дюрка, денежку в кулаке мусолит. Добрался до города, схватил сковородку на трех ножках, денежку на землю бросил и назад побежал. Видит на дороге птичка-невеличка скачет. Он за ней. Птичка в кусты, Дюра за ней, но мешает ему что-то. Глянул — а это сковородка!
— Ах ты, трехногая, ты мне еще мешать будешь! — кричит он. — Ступай домой сама. У тебя три ноги, а у меня только две!
Положил сковородку на землю и опять за птичкой кинулся. Не поймал, домой побрел. У дверей спрашивает:
— Матушка, пришла сковородка домой?
— Ах ты, Дюро-дуралей, как она придет, коли ноги у нее не двигаются! Так и живет Дюра-дуралей.
Не знает мать, что с ним дальше делать. Думала-думала, наконец надумала.
— Надо его женить. Жена из него человека сделает. Послала его на смотрины в соседнюю деревню.
— Ступай, — говорит, — к Халабалам, к Катруше, помнишь, еще ее мать к нам хаживала. Там уже знают, что ты явишься. Да сиди тихонько, не то опять какую-нибудь глупость выкинешь.
Пошел наш Дюра, около домов бродит, не знает, в который войти. К счастью, видит Катрушина мать на крылечке стоит. Встретила она его, в дом позвала. Лавку обтерла, Дюру к столу усадила. Для первого знакомства испекла в золе яички вкрутую. На тарелку положила, десять раз поклонилась. Отведай, мол, гость дорогой. Но Дюра к угощению не притронулся. Сидит под нос себе что-то гудит. Что с ним делать? Рассовала ему Катрушина мать яички по кармадам и домой отправила.
— Ну, как там, да что там? — спрашивает Дюру матушка.
— А что? Встретили-приветили. Лавку обтерли. И яички в золе испекли. Где же они? Ага, вот, в карманах.
— Почему же ты их не съел ?
— Так ведь вы же велели сидеть смирно да тихо и больше ничего не наказывали.
— Ах ты, Дюра-дуралей! Надо бы тебе яички облупить, каждое на четыре части разрезать, каждый кусок на кончик ножа надеть, в рот положить и съесть. Вот что надо было сделать!
— Ладно, матушка, ладно, в другой раз буду знать.
Пошел второй раз на смотрины. Наварили ему гороху, так просто, для заба-
вы, и поднесли в миске. Берет Дюра по одной горошине, каждую обдирает, перед собой кладет, на четыре части режет. На кончик ножа насаживает, глядь — а от горошины только мокрое место осталось! Ах, чтоб тебя! — думает Дюра.
А Катруша — девица видная — на лежанке сидит, рот закрывает, чтобы со смеха не прыснуть.
Пришел Дюра домой надутый и взъерошенный.
— Ну, как дела?
— Да там надо мной смеются!
— Отчего же так-то?
— Стал я делать, как вы велели: горошинку облуплю, на четыре части разрежу и на нож нанизываю .. .
Дальше говорить не стал, слезы из глаз ручьем бегут.
— Никуда, — говорит, — больше не пойду!
— Ах ты глупенький, почему не пойдешь? Такой беде легко помочь! Надо было горошек в горсть брать да в рот сыпать.
— Так ведь и впрямь дело не трудное, — согласился Дюра. И пообещал еще разок на смотрины сходить.
Пришел, а там загон для овец ладят. В земле ямы железным ломом долбят, чтоб туда колья забивать. Разинул Дюра рот, уставился, глядит:
— Не трудна работа! А у нас такого лома нету. Может и мне лом пригодится загон для овец поставить.
Ладно. Дали ему лом. А он, бестолковый, схватил его и давай в рот заталкивать. Только зубы вышиб. С тем Дюра и домой прибежал.
— Ну, что опять-то?
— Так ведь я же все сделал, как вы приказывали. Вот ломом-то и выбил зубы.
— Экий ты, Дюра, дуралей! Надо было его на плечи взвалить да домой нести. А коли тяжел, а тут кто-нибудь на лошади с телегой едет, надо попросить, чтоб разрешили на воз положить. Да не лезь ты туда, где загоны ставят, а сядь возле Катруши и лучше у нее что-нибудь попроси.
Понравилось Дюре, что Катруша ему может что-то дать и он опять пошел к ней. Катруша сидела на лавке у стола и шила. Дюра подсел. Сначала робко на краешек. Потом все ближе, ближе и наконец осмелел и говорит:
— Дай мне, Катруша, что-нибудь!
А у нее при себе ничего нету. Вот она и подарила ему иголку.
Вскинул Дюра иголку на плечо и радостно домой заспешил. Иголка-то ведь легкая, но он своей мудрой головушкой решил, что она ему плечо оттянула, ведь матушка говорила, будто тяжело будет.
Догоняет Дюра воз с сеном.
— Люди добрые, — кричит, — погодите! Дозвольте мне на ваш воз мой лом положить.
Те не оглядываясь, отвечают.
— Сунь его в сено!
Ткнул Дюра-дурень иглу в сено. Доехал до своей деревни, ищет лом, никак не найдет. Тут только поняли мужики, что он иголку с ломом перепутал!
— Ах, ты, такой-сякой! — кричат. — У нас из-за тебя вол или конь падет, проглотит вместе с сеном иглу, тут ему и конец!
Схватили палку и показали Дюре-дуралею, где раки зимуют. Насилу Дюра вырвался и домой прибежал. А дома матушка добавила:
— Дуралей ты, дуралей, другого слова не скажешь! Ты бы иголку в шляпу воткнул и домой принес!
— Ах матушка, не гневайтесь, в другой раз так и сделаю.
На следующей неделе опять отправила его мать на смотрины. Велела теперь не у Катруши, а у Катрушиных родителей что-нибудь просить. Что-нибудь по хозяйству да чтоб и невесту с собой привел. А Катрушины родители ему и говорят:
— Коли ты такой ловкий парень, так бери телушку из хлева.
Пошел Дюра-дуралей в хлев и отвязал телушку. Одной рукой сдернул с головы шляпу, другой ухватил телушку за рог и стал в шляпу заталкивать. Телушка испугалась и кинулась во двор, со двора на улицу и все дальше и дальше бежит, совсем от страха взбесилась. Он за ней и кричит:
— На, малышка, на!
Ничего не помогает. Явился домой с пустыми руками.
— Что тебе дали, Дюра ?
— Дали мне телушку.
— А где же она?
— Где-где, пошла по свету гулять.
— Ну и дуралей же ты, Дюра! Надо было ее на веревке вести. А дома в стойло поставить и свежего сена дать, чтобы привыкла к тебе!
— Что же вы мне раньше-то не сказали?
— А я сейчас говорю, чтоб ты знал, как надо делать! Ну не тужи, вернется телка! Раз дали телку, значит и невесту отдадут, только попроси хорошенько!
Отправился наш Дюра за невестой, с собой веревку прихватил. А там отшучиваются, говорят, уж как сама Катруша захочет. А Катруша смеха ради подхватила Дюрку под ручку и пошла. Вспомнил Дюра-дуралей, что ему мать
говорила. И накинул на нее веревку! Шутки-шутками, а Дюрка Катрушу уже не отпустил. К счастью дело было под вечер а никто не видел, как Дюрка-дурень Катрушку на веревке ведет. Привел Дюра невесту в коровник, привязал, свежего сена натрусил. Потом к матери кинулся, хвалится:
— Мамка, мамка, мне невесту дали.
— Где же она?
— Как где? Все как вы велели: привел на веревке, поставил в хлев и свежего сена дал!
— Ах ты, дурень, дурень! Кто же так делает? Разве девушек на веревке водят? Ее надо было обнять и поцеловать. Ах, ты моя милая, хорошая! — сказать. Взять за ручку, в дом привести! Я вам уже на печи постлала, ложитесь, спите.
Бедная мать села на лавку, задумалась, как дальше с сыном быть.
Дюра — не ленивый, выскочил тем временем из дому и прямо в хлев, за невестой. А Катруша не стала дожидаться, отвязалась, вместо себя козу поставила. Уже дома сидит, потешается, какую шутку позволила с собой дуралею учинить.
Дюра козу отвязал, обнял, поцеловал: „Ты моя милая, хорошая!" — говорит. Взял за передние ножки, домой притащил, хочет на печь уложить. Видит вдруг — а у невесты рога!
— Матушка, матушка, — кричит, — разве у невесты бывают рога?
Мать от Дюры-дуралея притомилась, не стала его слушать, возьми да и скажи:
— Бывают, бывают! Знай себе спи!
А коза ка-а-к поддаст дуралея рогом, забекала, замекала да с печки прыг на лавку, прямо на матушку.
— Ты что это, Дюра, вытворяешь? — кричит мать.
— Так ведь это не я, а невеста! Вы же мне велели ее в дом привести и на печь уложить.
Зажгла мать свет, видит — а это коза рогатая!
— Ну, Дюра-дуралей, видно придется тебе брать в жены такую же умницу, как ты сам! — сказала мать. — Мне уже совестно на люди показаться! Пускай с тобой жена помучается! Доковыляю-ка я до Вртяков, да посватаю за тебя их Зузу.
Дождалась мать утра, добралась до Вртяков и впрямь посватала их Зузу за своего Дюру.
А вскоре и свадьбу сыграли. Ночью проснулся Дюра и говорит Зузе:
— Жена, я пить хочу!
— Ступай в чулан, там в бочке пиво, нацеди да попей!
Поплелся Дюра в чулан. Схватил сито, цедит в него пиво цедит, никак нацедить не может. Все пиво вытекло, а он так и не напился. Вернулся к жене, жалуется:
— Ой, жена, кружка-то вроде дырявая! Все пиво вытекло, только лужа осталась.
— Ступай обратно в чулан. Там в углу песок стоит, возьми мешок, засыпь лужу.
Пошел Дюра в чулан. Схватил мешок с мукой и засыпал лужу. Вернулся и говорит:
— Жена, отчего это у нашей мамки песок белый, да мягкий?
Кинулась жена в чулан, увидала, что дуралей натворил, только руками всплеснула.
— Ну и дуралей же ты, Дюра, ведь ты муку рассыпал!
— А я, жена, все одно пить хочу!
— Возьми на полке горлач с пахтой, вот и напьется!
Выпил Дюра всю пахту. А потом засунул в горлач обе руки. Да как заорет:
— Ой, жена, не могу руки вытащить!
— Бабахни горлач об лавку!
— Бах!
Стукнул Дюрка горлач об лавку, да попал в кошку, что на лавке спала.
Что дальше было, мне уже не ведомо. Я тогда кошелкой воду носил. Кошелка перевернулась, вода выплеснулась, потоп начался. Меня к вам сюда вода принесла. Что с Дюркой стало не знаю. Может наш дуралей и сейчас еще среди людей обретается?