|
Сто четырнадцатая ночь
Когда же настала сто четырнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что юноша говорил Тадж-аль-Мулуку: "А когда эти два
дня окончились, дочь моего дяди сказала мне: "Успокой свою душу и прох-
лади глаза! Укрепи свою решимость, надень платье и отправляйся к ней,
как назначено".
Потом она поднялась, дала мне переодеться и окурила меня, а затем она
укрепила во мне силу и ободрила мне сердце, и я вышел, и шел, пока не
вошел в тот переулок. Я посидел немного на лавочке, и вдруг окно распах-
нулось, и я своими глазами увидел ту женщину. И тут я обмер, а очнув-
шись, я укрепил свою волю и ободрился сердцем и взглянул на нее второй
раз, но исчез из мира; а придя в себя, я увидел, что женщина держит в
руке зеркало и красный платок. И, увидев меня, она засучила рукава и,
раздвинув свои пять пальцев, ударила себя по груди ладонью и пятью
пальцами, а затем она подняла руки и выставила зеркало из окна, после
чего она взяла красный платок и ушла с ним, а вернувшись, три раза опус-
тила его из окна в переулок, опуская и поднимая его, и потом скрутила
платок и свернула его рукою и наклонила голову. А затем она убрала голо-
ву из окна и заперла окно, и ушла, не сказав мне ни единого слова; нап-
ротив, она оставила меня растерянным, и я не Знал, какие она делала зна-
ки.
Я просидел до вечерней поры, а потом пришел домой, около полуночи, и
я увидел, что дочь моего дяди положила щеку на руку и глаза ее льют сле-
зы, и она говорила такие стихи:
"Что за дело мне, что хулители за тебя бранят!
Как утешиться, если строен ты, как ветвь тонкая?
О видение, что украло душу и скрылся!
Для любви узритской [178] спасенья нет от красавицы.
Как турчанки очи - глаза ее, и разят они
Сердца любящих, как не рубит меч с острым лезвием.
Ты носить меня заставляешь бремя любви к тебе,
Но рубашку я уж носить не в силах, - так слаб я стал.
И я плакал кровью, слова услышав хулителей:
"Из очей того, кого любишь ты, тебе меч грозит".
Если б сердцем был я таков, как ты! Только телом я
На твой стан похож - оно сгублено изнурением.
О эмир! Суров красоты надсмотрщик - глаза твоя,
И привратник - бровь - справедливости не желает знать,
Лгут сказавшие, что красоты все Юсуф взял себе, -
Сколько Юсуфов в красоте твоей заключается!
И стараюсь я от тебя уйти, опасаясь глаз-
Соглядатаев, во доколе мне принуждать себя?"
И когда я услышал ее стихи, мои заботы увеличились, и умножились мои
горести, и я упал в углу комнаты, л Азиза встала и перенесла меня, а по-
том она сняла с меня одежду и вытерла мое лицо рукавом и спросила меня,
что со мной случилось.
И я рассказал ей обо всем, что испытал от той женщины, и она сказала:
"О сын моего дяди, изъяснение знака ладонью и пятью пальцами таково:
приходи через пять дней; а ее знак зеркалом и опусканием и поднятием
красного платка и то, что она высунула голову из окна, означает: сиди
возле лавки красильщика, пока к тебе не придет мой посланный".
И когда я услышал эти слова, в моем сердце загорелся огонь, и я воск-
ликнул: "Клянусь Аллахом, о дочь моего дяди, ты права в этом объяснении!
Я видел в переулке красильщика-еврея!"
И я заплакал, а дочь моего дяди сказала мне: "Укрепи свою решимость и
будь тверд сердцем; другой охвачен любовью несколько лет и стоек против
жара страсти, а ты влюблен только пять дней, так почему же ты так горю-
ешь?"
И она принялась утешать меня речами и принесла мне еду, и я взял ку-
сочек и хотел его съесть, но не мог. И я отказался от питья и еды и
расстался со сладостью сна, и мое лицо пожелтело, и красоты мой измени-
лись, так как я прежде не любил и вкушал жар любви только в первый раз.
И я ослаб, и дочь моего дяди ослабла изза меня, и она рассказывала мне о
состоянии влюбленных и любящих, чтобы меня утешить, каждую ночь, пока я
не засну, а просыпаясь, я находил ее не спящей из-за меня, и слезы бежа-
ли у нее по щекам.
И я жил так, пока не прошли эти пять дней, и тогда дочь моего дяди
нагрела мне воды и выкупала меня, и надела на меня одежду, и сказала:
"Отправляйся к ней. Да исполнит Аллах твою нужду и да приведет тебя к
тому, чего ты хочешь от твоей любимой!"
И я пошел, и шел до тех пор, пока не пришел к началу того переулка, а
день был субботний, и я увидел, что лавка красильщика заперта. Я проси-
дел подле нее, пока не прокричали призыв к предзакатной молитве; и солн-
це пожелтело, и призвали к вечерней молитве, и настала ночь, а я не ви-
дел ни следа той женщины и не слышал ни звука, ни вести. И я испугался,
что сижу один, и поднялся и шел, точно пьяный, пока не пришел домой, а
войдя, я увидел, что дочь моего дяди, Азиза, стоит, схватившись одной
рукой за колышек, вбитый в стену, а другая рука у нее на груди, и она
испускает вздохи и говорит такие стихи:
"Сильна бедуинки страсть, родными покинутой,
По иве томящейся и мирте Аравии!
Увидевши путников, огнями любви она
Костер обеспечит им, слезами бурдюк нальет, -
И все ж не сильней любви к тому, кого я люблю,
Но грешной считает он меня за любовь мою".
А окончив стихи, она обернулась и увидала меня, и, вытерев слезы ру-
кавом, улыбнулась мне в лицо и сказала: "О сын моего дяди, да обратит
Аллах тебе на пользу то, что он даровал тебе! Почему ты не провел ночь
подле твоей любимой и не удовлетворил твое желание с нею?" А я, услышав
ее слова, толкнул ее ногою в грудь, и она упала на стену и ударилась
лбом о косяк, а там был колышек, и он попал ей в лоб. И, посмотрев на
нее, я увидел, что ее лоб рассечен и течет кровь..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто пятнадцатая ночь
Когда же настала сто пятнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о
счастливый царь, что юноша говорил Тадж-аль-Мулуку: "Когда я ударил дочь
моего дяди в грудь ногою, она наткнулась на косяк, и колышек попал ей в
лицо, и она раскроила себе лоб, и потекла кровь. И она промолчала и не
сказала ни слова, но тотчас же встала и, оторвав лоскуток, заткнула им
рану, повязала ее повязкою и вытерла кровь, лившуюся на ковер, как ни в
чем не бывало, а потом она подошла ко мне и улыбнулась мне в лицо и ска-
зала нежным голосом: "Клянусь Аллахом, о сын моего дяди, я говорила это,
не смеясь над тобою и над нею! Я мучилась головной болью, и у меня было
в мыслях пустить себе кровь, а сейчас моей голове стало легче, и лоб об-
легчился. Расскажи мне, что с тобою было сегодня".
И я рассказал обо всем, что мне выпало из-за этой женщины, и, расска-
завши, заплакал, но Азиза молвила: "О сын моего дяди, радуйся успеху в
твоем намерении к осуществлению твоих надежд! Поистине, это знак согла-
сия, и он состоит в том, что она скрылась от тебя, так как желает тебя
испытать: стоек ты или нет и правда ли ты любишь ее, или нет. А завтра
отправляйся на прежнее место и посмотри, что она тебе укажет; ты близок
к радостям, и твои печали прекратились".
И она принялась утешать меня в моем горе, а я все больше огорчался и
печалился. А потом она принесла мне еду, но я толкнул поднос ногою, так
что все блюда разлетелись по сторонам, и воскликнул: "Все, кто влюблен,
- одержимые, и они не склонны к пище и не наслаждаются сном!" Но дочь
моего дяди, Азиза, сказала: "Клянусь Аллахом, о сын моего дяди, - это
признак любви!" - и у нее потекли слезы. Она подобрала черепки от блюд и
остатки кушанья и стала развлекать меня рассказами, а я молил Аллаха,
чтобы настало утро. А когда утро наступило и засияло светом и заблиста-
ло, я отправился к той женщине и торопливо вошел в переулок и сел на ла-
вочку. И вдруг окошко распахнулось, и она высунула голову из окна, сме-
ясь, а затем она скрылась и вернулась, и с ней было зеркало, кошель и
горшок, полный зеленых растений, а в руках у нее был светильник. И пер-
вым делом она взяла в руки зеркало и, сунув его в кошель, завязала его и
бросила в комнату, а затем опустила волосы на лицо и на миг приложила
светильник к верхушкам растений, а после того взяла все это и ушла, за-
перев окно. И мое сердце разрывалось от этого и от ее скрытых знаков и
тайных догадок, а она не сказала мне ни слова, и моя страсть от этого
усилилась и любовь и безумие увеличились.
И я вернулся назад с плачущим оком и печальным сердцем, и вошел в
свой дом, и увидел, что дочь моего дяди сидит лицом к стене. И сердце ее
горело от забот и огорчений и ревности, но любовь помешала ей сказать
мне что-нибудь о своей страсти, так как она видела, что я влюблен и бе-
зумен. И я посмотрел на нее и увидел у нее на голове две повязки: одна
из-за удара в лоб, а другая - на глазу, так как он стал у нее болеть от
долгого плача. И она была в наихудшем состоянии и, плача, говорила такие
стихи:
"Аллахом клянусь, друзья, владеть не могу я тем,
Что Лейле [179] Аллах судил, ни тем, что судил он мне.
Другому он дал ее, а мне к ней любовь послал;
Зачем не послал он мне другое, чем к Лейле страсть?"
А окончив стихи, она посмотрела и увидела меня, продолжая плакать, и
тогда она вытерла слезы и поднялась ко мне, но не могла говорить, таково
было ее волнение.
И она помолчала некоторое время, а потом сказала: "О сын моего дяди,
расскажи мне, что выпало тебе в этот раз"; и я рассказал ей обо всем,
что случилось, и тогда она воскликнула: "Терпи, пришла пора твоей бли-
зости с нею, и ты достиг исполнения твоих надежд! Тем, что она показала
тебе зеркало и засунула его в кошель, она говорит тебе: когда нырнет в
темноту солнце; а опустив волосы на лицо, она сказала: когда придет ночь
и опустится темный мрак и покроет свет дня - приходи. А ее Знак горшком
с цветами говорит: когда придешь, войди в сад за переулком; а знак све-
чою означает: когда войдешь в сад, жди там; и где найдешь горящий све-
тильник, туда и отправляйся, и садись возле него, и жди меня: поистине,
любовь к тебе меня убивает".
И, услышав слова дочери моего дяди, я воскликнул от чрезмерной страс-
ти и сказал: "Сколько ты еще будешь обещать и я стану ходить к ней, не
достигая цели? Я не вижу в твоем объяснении правильного смысла!"
И дочь моего дяди засмеялась и сказала: "У тебя должно остаться тер-
пения лишь на то, чтобы вытерпеть остаток этого дня, пока день не повер-
нет на закат и не придет ночь с ее мраком, и тогда ты насладишься едине-
нием и осуществлением надежд, и это - слова истины без лжи. - И она про-
изнесла такое двустишие:
Всех дней складки - пусть расправятся,
И в дома забот не ставь ноги.
Скольких дел нам не легко достичь,
Но за ними близок счастья миг".
И потом она подошла ко мне и стала утешать меня мягкими речами, но не
осмеливалась принести мне какойнибудь еды, боясь, что я на нее рассер-
жусь, и не надеялась она, что я склонюсь к ней. Она только хотела подой-
ти ко мне и снять с меня платье, а потом она сказала мне: "О сын моего
дяди, сядь, я расскажу тебе что-нибудь, что займет тебя до конца дня; и
если захочет Аллах великий, не придет еще ночь, как ты уже будешь подле
твоей любимой".
Но я не стал смотреть на нее и принялся ждать прихода ночи и говорил:
"Господи, ускорь приход ночи!" А когда пришла ночь, моя двоюродная сест-
ра горько заплакала и дала мне зернышко чистого мускуса и сказала: "О
сын моего дяди, положи это зернышко в рот [180] и когда ты встретишься со
своей любимой и удовлетворишь с нею свою нужду и она разрешит тебе то,
что ты желаешь, скажи ей такой стих:
О люди влюбленные, Аллахом молю сказать,
Что сделает молодец, коль сильно полюбит он?"
А потом она поцеловала меня и заставила поклясться, что я произнесу
этот стих из стихотворения, только когда буду выходить от этой женщины;
и я отвечал: "Слушаю и повинуюсь". И я вышел вечерней порой, и пошел, и
шел до тех пор, пока не достиг сада. И я нашел его ворота открытыми, и
вошел, и увидел вдали свет, и направился к нему; и, дойдя до него, я
увидел большое помещение со сводом, над которым был купол из слоновой
кости и черного дерева, и светильник был подвешен посреди купола. А по-
мещение устлано было шелковыми коврами, шитыми золотом и серебром, и тут
была большая горящая свеча в подсвечнике из золота, стоявшая под све-
тильником, а посредине помещения был фонтан с разными изображениями, а
рядом с фонтаном - скатерть, покрытая шелковой салфеткой, подле которой
стояла большая фарфоровая кружка, полная вина, и хрустальный кубок, ук-
рашенный золотом. А возле всего этого стоял большой закрытый серебряный
поднос. И я открыл его и увидел на нем всевозможные плоды: фиги, грана-
ты, виноград, померанцы, лимоны и апельсины; и между ними были разные
цветы: розы, жасмины, мирты, шиповник и нарциссы и всякие благовонные
растения.
И я обезумел при виде этого помещения и обрадовался крайней радостью,
и моя забота и горесть прекратились, но только я не нашел там ни одной
твари Аллаха великого..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто шестнадцатая ночь
Когда же настала сто шестнадцатая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что юноша говорил Тадж-аль-Мулуку: "И я обезумел при
виде этого помещения и обрадовался крайней радостью, но только я не на-
шел там ни одной твари Аллаха великого и не видел ни раба, ни невольницы
и никого, кто бы заботился обо всем этом или сохранял эти вещи. И я си-
дел в этом покое, ожидая прихода моей любимой, пока не прошел первый час
ночи, и второй час, и третий - а она не приходила. И во мне усилились
муки голода, так как я некоторое время не ел пищи из-за сильной любви; и
когда я увидел это место и мне стало ясно, что дочь моего дяди правильно
поняла знаки моей возлюбленной, я отдохнул душою и почувствовал муки го-
лода. И возбудили во мне желание запахи кушаний, бывших на скатерти,
когда я пришел в это место, и душа моя успокоилась относительно единения
с любимой, и захотелось мне поесть. Я подошел к скатерти и поднял покры-
вало и увидел посередине ее фарфоровое блюдо с четырьмя подрумяненными
курицами, облитыми пряностями, а вокруг блюда стояли четыре тарелки: од-
на с халвой, другая с гранатными зернышками, третья с баклавой [181] и четвер-
тая с пышками, и на этих тарелках было и сладкое и кислое. И я поел пы-
шек и съел кусочек мяса и, принявшись за баклаву, съел немного и ее, а
потом я обратился к халве и съел ее ложку, или две, или три, или четыре,
и съел немного курятины и кусок хлеба. И тогда мой живот наполнился, и
суставы у меня расслабли, и я слишком размяк, чтобы не спать, и положил
голову на подушку, вымыв сначала руки, и сон одолел меня, и я не знаю,
что случилось со мной после этого. И я проснулся только тогда, когда ме-
ня обжег жар солнца, так как я уже несколько дней не вкушал сна; и,
проснувшись, я нашел у себя на животе соль и уголь. Я встал на ноги и
стряхнул одежду и повернулся направо и налево, но не увидел никого, и
оказалось, что я лежал на мраморных плитах, без постели, и я смутился
умом и огорчился великим огорчением, и слезы побежали у меня по щекам, и
я опечалился о самом себе. И, поднявшись, я отправился домой, и когда
пришел туда, то увидел, что дочь моего дяди ударяет рукой в грудь и пла-
чет, проливая слезы и соперничая с облаками, что льют дождь, и она гово-
рила такие стихи:
"Дует ветер из мест родных, тихо вея;
И дыханьем любовь в душе взволновал он.
Ветер с востока! Пожалуй к нам поскорее!
Всем влюбленным удел есть свой и удача.
Коль могла бы обнять тебя - обняла бы,
Как влюбленный любимой стан обнимает.
Коль не вижу я брата лик, пусть отнимет
Жизни радость совсем Аллах, и довольно.
Если бы знать мне, растаяло ль его сердце,
Как мое, от огня любви пламенея,