Повесть о Тадж-аль-Мулуке (продолжение) стр. 2

Сто тридцать вторая ночь 

Когда же настала сто тридцать вторая ночь, она сказала: "Дошло до ме- 
ня, о счастливый царь, что, взяв ключи от лавки, везирь, и вместе с ним 
Тадж-аль-Мулук и Азиз, отправились в хан и приказали слугам перенести 
бывшие у них товары, материи и редкости - а их было много и стоили они 
целой казны; и все это перенесли, а потом они пошли в лавку, сложили там 
свои пожитки и проспали эту ночь. Когда же настало утро, везирь взял 
обоих юношей и свел их в баню, и они искупались и вымылись, надели рос- 
кошные одежды, надушились, и насладились баней до конца. А каждый из 
юношей был блестяще красив и, будучи в бане, оправдывал слова поэта: 
О радость прислужнику, чьи руки касаются 
Их тела, рожденного меж влагой и светом. 
Всегда в ремесле своем искусство являет он, 
Когда даже с камфары срывает он мускус [186], 
И потом они вышли из бани. А староста, услышав, что они пошли в баню, 
сел и стал ожидать их, и вдруг они подошли, подобные газелям: их щеки 
зарделись, и глаза почернели, а лица их сверкали, и были они, словно па- 
ра сияющих лун или две плодоносные ветви. И, увидев их, староста поднял- 
ся на ноги и воскликнул: "О дети мои, да будет баня вам всегда приятна!" 
И Тадж-аль-Мулук ответил ему нежнейшим голосом: "Пошли тебе Аллах прият- 
ное, о родитель мой! Почему ты не пришел к нам и не выкупался вместе с 
нами?" И потом оба склонились к руке старосты и поцеловали ее и шли впе- 
реди него, пока не пришли к лавке, из чинности и уважения к нему, так 
как он был начальником купцов рынка и раньше оказал им милость, отдав им 
лавку. И когда староста увидел их подрагивающие бедра, в нем поднялась 
великая страсть, и он стал пыхтеть и храпеть и не мог больше терпеть, и 
вперил в них глаза и произнес такое двустишие: 
"Читает душа главу о боге едином в них [187], 
И негде прочесть ей тут о многих богах главу. 
Не диво, что, тяжкие, дрожат на ходу они, - 
Ведь сколько движения в том своде вертящемся". 
И еще он сказал: 
"Увидел мой глаз - идут по земле они. 
О, пусть бы прошли они вдвоем по глазам моим!" 
Услыхав это, юноши стали заклинать его, чтобы он пошел с ними в баню 
во второй раз, и староста, едва поверив этому, поспешил в баню, и они 
вошли с ним, а везирь еще не выходил из бани. И, услышав голос старосты, 
он вышел и встретил его посреди бани и пригласил его, но староста отка- 
зался, и тогда Тадж-аль-Мулук схватил его за руку с одной стороны, а 
Азиз взял его за руку с другой стороны, и они ввели его в другую комна- 
ту. И этот скверный старик подчинился им, и его безумие еще увеличилось, 
и Тадж-аль-Мулук поклялся, что никто другой не вымоет его, а Азиз пок- 
лялся, что никто, кроме пего, не будет поливать его водой. 
И старик отказывался, а сам желал этого, и везирь сказал ему: "Они 
твои дети, дай им тебя вымыть и выкупать". - "Да сохранит их тебе Аллах! 
- воскликнул староста, - клянусь Аллахом, благословение и счастье посе- 
лились и нашем городе, когда пришли вы и те, кто с вами!" 
И он произнес такие два стиха: 
"Явился ты - и вся земля в зелени, 
Цветут цветы перед взором смотрящего. 
Кричит земля и все ее жители: 
"Приют тебе и радость, пришедший к нам!" 
И его поблагодарили за это, и Тадж-аль-Мулук все время мыл его, а 
Азиз поливал его водой. И староста думал, что душа его в раю. А когда 
они кончили ему прислуживать, он призвал на них благословение и сел ря- 
дом с везирем, как будто для того, чтобы поговорить с ним, а сам смотрел 
на Тадж-аль-Мулука и Азиза. А потом слуги принесли им полотенца, и они 
вытерлись, надели свое платье и вышли из бани, и тогда везирь обратился 
к старосте и сказал ему: "О господин, поистине баня - благо жизни!" - 
"Да сделает ее Аллах здоровой для тебя и для твоих детей и да избавит их 
от дурного глаза! - воскликнул староста. - Помните ли вы что-нибудь из 
того, что сказали про баню красноречивые?" - "Я скажу тебе два стиха, - 
ответил Тадж-аль-Мулук и произнес: - 
Жизнь в хаммаме [188] поистине всех приятней, 
Только места немного в нем, к сожалению, 
Райский сад там, где долго быть неприятно, 
И геенна, войти куда - наслажденье". 
А когда Тадж-аль-Мулук окончил свои стихи, Азиз сказал: "Я тоже помню 
о бане два стиха". - "Скажи их мне", - молвил старик. И Азиз произнес: 
"О дом, где цветы цветут из скал твердокаменных! 
Красив он, когда, светясь, огни вкруг него горят. 
Геенной сочтешь его, хоть райский он, вправду, сад. 
И часто встречаются там солнца и луны". 
Когда Азиз окончил свои стихи, староста, которому понравилось то, что 
он сказал, посмотрел на их красоту и красноречие и воскликнул: "Клянусь 
Аллахом, вы обладаете всей прелестью и красноречием, но послушайте вы 
меня!" И он затянул напев и произнес такие стихи: 
"Как прекрасно пламя, и пытка им услаждает нас, 
И живит она и тела и души людям! 
Подивись же дому, где счастья цвет всегда цветет, 
Хоть огонь под ним, пламенея ярко, пышет. 
Кто придет туда, в полной радости будет жить всегда, 
И пролились в нем водоемов полных слезы". 
И потом он пустил взоры своих глаз пастись на лугах их красоты и про- 
изнес такие два стиха: 
"Я пришел к жилищу, и вижу я: все привратники 
Мне идут навстречу, и лица их улыбаются. 
И вошел я в рай, и геенну я посетил потом, 
И Ридвану я благодарен был и Малику" [189]. 
Услышав это, все удивились таким стихам, а потом староста пригласил 
их, но они отказались и пошли к себе домой, чтобы отдохнуть от сильной 
жары в бане. Они отдохнули, поели и выпили и провели всю ночь в своем 
жилище, как только возможно счастливые и радостные. А когда настало ут- 
ро, они встали от сна, совершили омовение, сотворили положенные молитвы 
и выпили утренний кубок. Когда же взошло солнце и открылись лавки и рын- 
ки, они поднялись, вышли из дому и, придя на рынок, открыли лавку. А 
слуги уже убрали ее наилучшим образом: они устлали ее подушками и шелко- 
выми коврами и поставили там две скамеечки, каждая ценою в сто динаров, 
и накрыли их царским ковром, обшитым кругом золотою каймой, а посреди 
лавки были превосходные ковры, подходящие для такого места. И 
Тадж-аль-Мулук сел на одну скамеечку, а Азиз на другую, а везирь сел 
посреди лавки, и слуги стояли пред ними. И жители города прослышали про 
них и столпились возле них, и они продали часть товаров и материй, и в 
городе распространилась молва о Тадж-аль-Мулуке и его красоте и прелес- 
ти. 
И они провели так несколько дней, и каждый день люди приходили все в 
большем количестве и спешили к ним. И везирь обратился к Тадж-аль-Мулу- 
ку, советуя ему скрывать свою тайну, и поручил его Азизу, и ушел домой, 
чтобы остаться с собою наедине и придумать дело, которое бы обернулось 
им на пользу; а Тадж-аль-Мулук с Азизом стали разговаривать, и царевич 
говорил Азизу: "Может быть, кто-нибудь придет от Ситт Дунья". 
И Тадж-аль-Мулук проводил так дни и ночи, с беспокойной душой, не 
зная ни сна, ни покоя, и страсть овладела им, и усилились его любовь и 
безумие, так что оп лишился сна и отказался от питья и пищи, а был он 
как луна в ночь полнолуния. И вот однажды Тадж-альМулук сидит, и вдруг 
появляется перед ним женщинастаруха..." 
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. 


Сто тридцать третья ночь 

Когда же настала сто тридцать третья ночь, она сказала: "Дошло до ме- 
ня, о счастливый царь, что везирь Дандан говорил Дау-аль-Макану: "И вот 
однажды Тадж-аль-Мулук сидит, и вдруг появляется перед ним старуха. 
Она приблизилась (а за нею шли две невольницы) и шла до тех пор, пока 
не остановилась у лавки Тадж-альМулука, и, увидав, как он строен станом, 
прелестен и красив, она изумилась его красоте и налила себе в шальвары. 
"Слава тому, кто сотворил тебя из ничтожной капли и сделал тебя искуше- 
нием для смотрящих!" - воскликнула она. А потом, вглядевшись в юношу, 
сказала: "Это не человек, это не кто иной, как вышний ангел!" 
И она подошла ближе и поздоровалась с Тадж-альМулуком, а он ответил 
на ее приветствие и встал на ноги, улыбаясь ей в лицо, и все это он сде- 
лал по указанию Азиза. Потом он посадил старуху с собою рядом и стал 
овевать ее опахалом, пока она не отошла и не отдохнула, и тогда старуха 
обратилась к Тадж-аль-Мулуку и спросила: "О дитя мое, о совершенный по 
свойствам и качествам, из здешних ли ты земель?" - "Клянусь Аллахом, 
госпожа, - ответил Тадж-аль-Мулук ясным, нежным и прекрасным голосом, - 
я в жизни не вступал в эти края прежде этого раза и остался здесь только 
для развлечения". - "Да будет тебе почет среди прибывших! Простор и уют 
тебе! - воскликнула старуха. - А какие ты привез с собою материи? Покажи 
мне что-нибудь красивое; прекрасные ведь привозят только прекрасное". 
Когда Тадж-аль-Мулук услышал эти слова, его сердце затрепетало, и он не 
понял смысла ее речей, но Азиз подмигнул ему и сделал знак, и 
Тадж-аль-Мулук сказал: "У меня все, что ты захочешь, и со мною есть все 
материи, подходящие только царям и царским дочерям. Расскажи мне, для 
кого то, что ты хочешь, чтобы я мог показать тебе материи, подходящие 
для тех, кто будет владеть ими (а говоря это, он хотел понять смысл ре- 
чей старухи). 
"Я хочу материю для Ситт Дунья, дочери царя Шахрамана", - сказала 
она. И, услышав имя своей любимой, Тадж-аль-Мулук сильно обрадовался и 
приказал Азизу: "Принеси мне такую-то кипу!" И когда тот принес кипу и 
развязал ее перед ним, Тадж-аль-Мулук сказал старухе: "Выбери то, что ей 
годится, таких тканей не найти ее у других купцов". И старуха выбрала 
материй на тысячу динаров и спросила: "Почем это?" (а она разговаривала 
с юношей и чесала ладонью между бедрами), и Таджаль-Мулук сказал ей: 
"Разве буду я с тобой торговаться об этой ничтожной цене! Слава Аллаху, 
который дал мне узнать тебя!" - "Имя Аллаха на тебе! - воскликнула ста- 
руха. - Прибегаю к господину небосвода от твоего прекрасного лица! Лицо 
прекрасно и слово ясно! На здоровье той, кто будет спать в твоих объяти- 
ях и сжимать твой стан и насладится твоей юностью - особенно если она 
красива и прелестна, как ты". 
И Тадж-аль-Мулук так засмеялся, что упал навзничь и воскликнул: "О, 
исполняющий нужды через развратных старух! Это они исполняют нужды!" - 
"О дитя мое, как тебя зовут?" - спросила старуха. "Меня зовут 
Тадж-аль-Мулук", - отвечал юноша. "Это имя царей и царских детей, а ты в 
одежде купцов", - сказала она. И Азиз молвил: "Его родители и близкие 
так любили его и так дорожили им, что назвали его этим именем!" - "Ты 
прав! - воскликнула старуха, - да избавит вас Аллах от дурного глаза и 
от зла врагов и завистников, хотя бы красота ваша пронзала сердца!" И 
потом она взяла материи и пошла, ошеломленная его красотой и прелестью и 
стройностью его стана. 
И она ушла и пришла к Ситт Дунья и сказала ей: "О госпожа, я принесла 
тебе красивую материю". - "Покажи ее мне", - сказала царевна, и старуха 
молвила: "О госпожа, вот она, пощупай ее, глаз мой, и посмотри на нее". 
И когда Ситт Дунья увидела материю, она изумилась ей и воскликнула: "О 
нянюшка, это прекрасная материя! Я не видела такой в нашем городе". - "О 
госпожа, - ответила старуха, - продавец ее еще лучше. Кажется, Ридван 
открыл ворота рая и забылся и оттуда вышел прекрасный юноша, тот, что 
продает эти материи. Я хочу, чтобы он сегодня ночью проспал около тебя и 
был бы между твоих грудей. Он привез в наш город дорогие материи, чтобы 
повеселиться, и он искушение для тех, кто видит его". 
И Ситт Дунья засмеялась словам старухи и воскликнула: "Да посрамит 
тебя Аллах, скверная старуха! Ты заговариваешься, и у тебя не осталось 
больше ума. Дай мне материю, я посмотрю на нее хорошенько", - сказала 
она потом, и старуха дала ей материю, и, посмотрев на нее второй раз, 
царевна увидела, что ее мало, а цена ее велика, и материя ей понрави- 
лась, так как она в жизни такой не видала. "Клянусь Аллахом, это прек- 
расная материя!" - воскликнула она, и старуха сказала: "О госпожа, если 
бы ты видела ее обладателя, ты наверное узнала бы, что он красивей всех 
на лице земли". - "Ты спрашивала его, нет ли у него нужды? Пусть он ос- 
ведомит нас о ней, и мы ее исполним", - сказала царевна. И старуха отве- 
тила, покачивая головой: "Аллах да сохранит твою проницательность! Кля- 
нусь Аллахом, у него поистине есть нужда! Да не потеряешь ты своего зна- 
ния! А есть ли кто-нибудь, кто свободен и избавлен от нужды!" - "Пойди к 
нему, - сказала ей Ситт Дунья, - передай ему привет и скажи: "Ты почтил 
своим приходом нашу землю и наш город, и какие у тебя есть нужды, мы их 
исполним. На голове и на глазах!" 
И старуха вернулась к Тадж-аль-Мулуку в тот же час, и, когда он уви- 
дал ее, его сердце улетело от радости и веселья, и он поднялся ей 
навстречу и, взяв старуху за руки, посадил ее с собою рядом. И старуха 
присела и, отдохнув, рассказала ему, что ей говорила Ситт Дунья. И, ус- 
лышав это, Тадж-аль-Мулук обрадовался до крайней степени, и его грудь 
расширилась и расправилась, и веселье вошло в его сердце. "Моя нужда ис- 
полнена!" - подумал он и сказал старухе: "Может быть, ты возьмешь от ме- 
ня письмо к ней и принесешь мне ответ". - "Слушаю и повинуюсь", - отве- 
тила старуха. И тут царевич приказал Азизу: "Подай мне чернильницу и бу- 
магу и медный калам!" И когда Азиз принес ему эти принадлежности, он 
взял калам в руки и написал такие стихи: 
"Пишу я тебе, надежда моя, посланье 
О том, как страдать в разлуке с тобою я должен, 
И в первой строке: огонь разгорелся в сердце. 
Вторая строка: о страсти моей и чувстве. 
А в третьей строке: я жизнь потерял и стойкость, 
В четвертой строке: а страсть целиком осталась. 
А в пятой строке: когда вас увидит глаз мой? 
В шестой же строке: когда же придет день встречи?" 
А под этим он подписал: "Это письмо от пленен и в тюрьме томления за- 
точен, быть из нее освобожден, если встречи и дит он, после того как в 
разлуке был разлукою с милыми терзаем и пыткою любви пытаем". 
И он пролил слезы из глаз и написал такие два стиха: 
"Пишу я тебе, и слезы мои струятся, 
И нету конца слезам моих глаз вовеки, 
На милость творца надежду пока храню я - 
Быть может, с тобой и встретимся мы однажды".