267
Рубрика: Арабские народные сказки

Сто семьдесят седьмая ночь 

Когда же настала сто семьдесят седьмая ночь, она сказала: "Дошло до 
меня, о счастливый царь, что эту джиннию звали Маймуна, и была она до- 
черью Димирьята, одного из знаменитых царей [215] джиннов. 
И когда Камар-аз-Заман проспал до первой трети ночи, эта ифритка под- 
нялась из римского колодца и направилась к небу, чтобы украдкой подслу- 
шивать [216], и, оказавшись на верху колодца, она увидела свет, который 
горел в башне, в противность обычаю. А ифритка эта жила в том месте дол- 
гий срок лет, и она сказала про себя: "Я ничего такого здесь раньше не 
видела", - и, увидев свет, она изумилась до крайности, и ей пришло на 
ум, что этому обстоятельству непременно должна быть причина. 
И она направилась в сторону этого света и, увидев, что он исходит из 
комнаты, подошла к ней и увидала евнуха, который спал у дверей комнаты. 
А войдя в комнату, она нашла там поставленное ложе и на нем спящего че- 
ловека, и свеча горела у него в головах, а фонарь горел у его ног. И иф- 
ритка Маймуна подивилась этому Свету и мало-помалу подошла к нему и, 
опустив крылья, встала у ложа. 
Она сняла плащ с лица Камар-аз-Замана и взглянула на него и некоторое 
время стояла, ошеломленная его красотою и прелестью, и оказалось, что 
сияние его лица сильнее света свечки, и лицо его мерцало светом, и глаза 
его, во сне, стали как глаза газели, и зрачки его почернели и щеки зар- 
делись и веки расслабли, а брови изогнулись, как лук, и повеяло от него 
благовонным мускусом, как сказал о нем поэт: 
Я лобзал его, и чернели томно зрачки его, 
Искусители, и щека его алела. 
О душа, коль скажут хулители, что красе его 
Есть подобие, так скажи ты им: "Подайте!" 
И когда ифритка Маймуна, дочь Димирьята, увидала его, она прославила 
Аллаха и воскликнула: "Благословен Аллах, лучший из творцов!" (А эта иф- 
ритка была из правоверных джиннов.) Она продолжала некоторое время смот- 
реть в лицо Камар-аз-Замана, восклицая: "Нет бога, кроме Аллаха!" - и 
завидуя юноше, завидуя его красоте и прелести, и потом сказала про себя: 
"Клянусь Аллахом, я не буду ему вредить и никому не дам его обидеть и 
выкуплю его от всякого зла! Поистине, это красивое лицо достойно лишь 
того, чтобы на него смотрели и прославляли за него Аллаха. Но как могло 
случиться, что родные положили его в это разрушенное место; если бы к 
нему сейчас явился кто-нибудь из наших маридов, он наверное погубил бы 
"его". 
Потом ифритка склонилась над Камар-аз-Заманом и поцеловала его между 
глаз, а после этого она опустила плащ ему на лицо и, накрыв его, распах- 
нула крылья и полетела в сторону неба. Она вылетела из-под сводов той 
комнаты и продолжала лететь по воздуху, поднимаясь ввысь, пока не приб- 
лизилась к нижнему небу [217]. И вдруг она услыхала хлопанье крыльев в 
воздухе и направилась на этот шум. И когда она приблизилась, то оказа- 
лось, что Это ифрит, которого звали Дахнаш, и Маймуна низверглась на не- 
го, как низвергается ястреб. 
И когда Дахнаш почуял ее и узнал, что это Маймуна, дочь царя джиннов, 
он испугался, и у него затряслись поджилки. И он попросил у нее защиты и 
сказал ей: "Заклинаю тебя величайшим, благороднейшим именем, и вышним 
талисманом, что вырезан на перстне Сулеймана [218], будь со мною мягкой и 
не вреди мне!" 
И Маймуна услышала от Дахнаша эти слова, и сердце ее сжалилось над 
ним, и она сказала: "Ты заклинаешь меня, о проклятый, великою клятвой, 
но я не отпущу тебя, пока ты не расскажешь, откуда ты сейчас прилетел". 
- "О госпожа, - ответил ифрит, - знай, что прилетел я из крайних городов 
Китая и с внутренних островов. Я расскажу тебе о диковине, которую я ви- 
дел в эту ночь, и если ты найдешь, что мои слова - правда, позволь мне 
лететь своей дорогой и напиши мне твоей рукой свидетельство, что я твой 
вольноотпущенник, чтобы мне не причинил зла никто из племени джиннов - 
летающих, вышних, нижних или ныряющих". 
И Маймуна спросила его: "Что же ты видел этой ночью, о лжец, о прок- 
лятый? Рассказывай и не лги мне, желая спастись от меня своей ложью. 
Клянусь надписью, вырезанной в гнезде перстня Сулеймана ибн Дауда, - мир 
с ними обоими! - если твои слова не будут правдивы, я вырву тебе перья 
своей рукой, порву твою кожу и переломаю тебе кости!" И ифрит Дахнаш, 
сын Шамхураша крылатого, ответил ей; "Я согласен, о госпожа, на это ус- 
ловие..." 
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. 


Сто семьдесят восьмая ночь 

Когда же настала сто семьдесят восьмая ночь, она сказала: "Дошло ме- 
ня, о счастливый царь, что Дахнаш ответил Маймуне: "Я согласен, о госпо- 
жа, на это условие, - а потом он сказал: - Знай, о госпожа, что этой 
ночью я улетел с внутренних островов в землях китайских (а это земля ца- 
ря аль-Гайюра, владыки островов и земель и семи дворцов). И у этого Варя 
я видел дочку, лучше которой не сотворил Аллах в ее время. Я не могу те- 
бе описать ее, так как мой язык не имеет сил, чтобы ее описать как долж- 
но, но я упомяну о некоторых ее качествах приблизительно. Ее волосы - 
как ночь разлуки и расставанья, а лицо ее - точно дни единенья, и отлич- 
но описал ее тот, кто сказал: 
Распустила три она локона из волос своих 
Ночью темною и четыре ночи явила нам, 
И к луне на небе лицом она обратилась, 
И явила мне две луны она одновременно. 
И нос ее - как острие полированного меча, а щеки - точно алое вино. 
Ее щеки похожи на анемон, и губы ее - точно кораллы или сердолик, ее 
слюна желаннее вина, и вкус ее погасит мучительный огонь. Ее языком дви- 
жет великий разум и всегда готовый ответ, и грудь ее - искушение для 
тех, кто ее видит. Слава же тому, кто ее сотворил и соразмерил! 
И две руки ее круглые и гладкие, как сказал о ней поэт, охваченный 
любовью: 
И кисти, которые, браслетов не будь на них, 
Текли бы из рукавов, как быстрый ручей течет. 
А груди ее точно две шкатулки из слоновой кости, сиянье которых за- 
имствуют луна и солнце. И живот у нее в свернутых складках, как складки 
египетских материи, расшитых парчой, и складки эти подобны бумажным 
свиткам. И доходит это все до тонкого стана, подобного призраку вообра- 
жения, а он покоится на бедрах, похожих на кучи песку, и сажают они ее, 
когда она хочет встать, я пробуждают ее, когда она хочет спать, как ска- 
зал поэт (и хорошо сказал): 
И бедра ее ко слабому прикрепились, 
А бедра ведь те и к ней и ко мне жестоки. 
Как вспомню я их, меня поднимут они тотчас, 
Ее же они, коль встанет она, посадят. 
И этот таз обременяет две ляжки, округленные и гладкие, а икры ее - 
точно столбы из жемчуга, и все это носят ноги, тонкие и заостренные, как 
острие копья, - творение заботливого, судящего. И подивился я их малым 
размерам: как могут они носить то, что над ними? И я был краток в описа- 
нии и кончаю его, боясь затянуть..." 
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. 


Сто семьдесят девятая ночь 

Когда же настала сто семьдесят девятая ночь, она сказала: "Дошло до 
меня, о счастливый царь, что ифрит Дахнаш ибн Шамхураш говорил ифритке 
Маймуне: "И я был краток в описании ее, боясь его затянуть". 
И, услышав описание этой девушки и ее красоты и прелести, Маймуна 
изумилась, а Дахнаш сказал ей: "Поистине, отец этой девушки могучий 
царь, витязь нападающий, погружающийся в шум битв и ночью и днем. И не 
страшится он смерти и не боится кончины, ибо он жестокий несправедливец 
и мрачный видом покровитель. 
Он обладает войсками и отрядами, областями, островами, городами и до- 
мами, и зовут его царь аль-Гайюр, владыка островов, морей и семи двор- 
цов. И любил он свою дочь, ту девушку, которую я описал тебе, сильной 
любовью. Из-за своей любви к ней он свез к себе богатства всех царей и 
построил ей семь дворцов - каждый дворец особого рода: первый дворец - 
из хрусталя, второй - из мрамора, третий - из китайского железа, четвер- 
тый дворец - из руд и драгоценных камней, пятый - из глины, разноцветных 
агатов и алмазов, шестой дворец - из серебра и седьмой - из золота. 
И он наполнил эти семь дворцов разнообразными, роскошными коврами из 
шелка, золотыми и серебряными сосудами и всякой утварью, которая нужна 
царям. И он приказал своей дочери жить в каждом из этих дворцов часть 
года, а затем переезжать в другой дворец. А имя ее - царевна Будур [219]. 
И когда красота царевны сделалась знаменита и молва о ней распростра- 
нилась по странам, все цари стали посылать к ее отцу, сватая у него де- 
вушку. И отец советовался с нею и склонял ее к замужеству, но разговоры 
о замужестве были ей отвратительны. И она говорила своему отцу: "О ба- 
тюшка, нет у меня никакой охоты выходить замуж. Я госпожа, правительница 
и царица, и правлю людьми и не хочу мужчины, который будет править 
мною". 
И всякий раз, как она отказывалась выйти замуж, желание сватавшихся 
все увеличивалось. И тогда все цари внутренних островов Китая принялись 
посылать ее отцу подарки и редкости и писать ему относительно брака с 
нею. И отец много раз советовал ей выйти замуж, по девушка прекословила 
ему и была с ним дерзка, и разгневалась на него и сказала: "О батюшка, 
если ты еще раз заговоришь со мной о замужестве, я пойду в комнату, 
возьму меч и воткну его рукояткой в землю, а острие я приложу к животу и 
обопрусь на него, так что оно выйдет из моей спины, и убью себя". 
И когда отец услышал от дочери эти слова, свет стал мраком пред лицом 
его, и сердце его загорелось из-за дочери великим огнем. Он испугался, 
что она убьет себя, и не знал, как быть с нею и с царями, которые к ней 
посватались. 
"Если уж тебе никак не выйти замуж, воздержись от того, чтобы входить 
и выходить", - сказал он ей, и затем ввел ее в комнату, заточил ее там и 
приставил, чтобы сторожить ее, десять старух управительниц. Он запретил 
ей появляться в тех семи дворцах и сделал вид, что гневен на нее, а ко 
всем царям он отправил письма и известил их, что разум девушки поражен 
бесноватостью. И сейчас год, как она в заточении". 
А потом ифрит Дахнаш сказал ифритке Маймуне: "Я отправляюсь к ней 
каждую ночь, о госпожа, и смотрю на нее и наслаждаюсь ее лицом, и целую 
ее, спящую, меж глаз. Из за любви к ней я не причиняю ей вреда или обид 
и не сажусь на нее, так как ее юность прекрасна и прелесть ее редкостна 
и каждый, кто увидит ее, приревнует к самому себе. Заклинаю тебя, о гос- 
пожа, воротись со мною и посмотри на ее красоту, прелесть и стройность, 
и соразмерность, а после этого, если захочешь меня наказать и взять в 
плен, сделай это: ведь и приказ и запрет принадлежит тебе". 
И ифрит Дахнаш поник головой и опустил крылья к земле, а ифритка Май- 
муна, посмеявшись над его словами и плюнув ему в лицо, сказала: "Что та- 
кое эта девушка, про которую ты говоришь? Она только черепок, чтобы мо- 
читься! Фу! Фу! Клянусь Аллахом, я думала, что у тебя диковинное дело 
или удивительная история, о проклятый! А как же было бы, если бы ты уви- 
дел моего возлюбленного! Я сегодня ночью видела такого человека, что, 
если бы ты его увидел хоть во сне, ты бы наверное стал расслабленным и у 
тебя потекли бы слюни". - "А что за история с этим юношей?" - спросил ее 
Дахнаш. 
И Маймуна сказала: "Знай, о Дахнаш, что с этим юношей случилось то 
же, что случилось с твоей возлюбленной, о которой ты говорил: его отец 
много раз приказывал ему жениться, а он отказывался, и когда он не пос- 
лушался отца, тот рассердился и заточил его в башне, где я живу. И се- 
годня ночью я поднялась и увидала его". - "О госпожа, - сказал Дахнаш, - 
покажи мне Этого юношу, чтобы я посмотрел, красивей ли он, чем моя воз- 
любленная, царевна Будур, или нет. Я не думаю, что найдется в теперешнее 
время подобный моей возлюбленной". - "Ты лжешь, о проклятый, о скверней- 
ший из маридов и презреннейший из чертей! - воскликнула ифритка. - Я 
уверена, что не найдется подобного моему возлюбленному в этих землях..." 
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. 


Ночь, дополняющая до ста восьмидесяти 

Когда же настала ночь, дополняющая до ста восьмидесяти, она сказала: 
"Дошло до меня, о счастливый царь, что ифритка Маймуна сказала ифриту 
Дахнашу: "Я уверена, что не найдется подобного моему возлюбленному в 
этих землях. Сумасшедший ты, что ли, что сравниваешь свою возлюбленную с 
моим возлюбленным?" - "Заклинаю тебя Аллахом, госпожа, полети со мной и 
посмотри на мою возлюбленную, а я вернусь с тобою и посмотрю на твоего 
возлюбленного", - сказал ей Дахнаш. 
И Маймуна воскликнула: "Обязательно, о проклятый, ты ведь коварный 
черт! Но я полечу с тобой и ты полетишь со мной только с каким-нибудь 
залогом и с условием, что, если твоя возлюбленная, которую ты любишь и 
превозносишь сверх меры, окажется лучше моего возлюбленного, о котором я 
говорила и которого я люблю и превозношу, - этот залог будет тебе против 
меня. Но если окажется лучше мой возлюбленный, - залог будет мне против 
тебя". 
"О госпожа, - отвечал ей ифрит Дахнаш, - я принимаю от тебя это усло- 
вие и согласен на него. Отправимся со мною на острова". - "Нет! Место, 
где мой возлюбленный, ближе, чем место твоей возлюбленной, - сказала 
Маймуна. - Вот он, под нами. Спустись со мною, чтобы посмотреть на моего 
возлюбленного, а потом мы отправимся к твоей возлюбленной". 
И Дахнаш сказал: "Внимание и повиновение!" - а затем они спустились 
вниз и сошли в круглое помещение, которое было в башне. И Маймуна оста- 
новила Дахнаша возле ложа и, протянув руку, подняла шелковое покрывало с 
лица Камар-аз-Замана, сына царя Шахрамана, и лицо его заблистало, зас- 
веркало, засветилось и засияло. И Маймуна взглянула на него и в тот же 
час и минуту обернулась к Дахнашу и воскликнула: "Смотри, о проклятый, и 
не будь безобразнейшим из безумцев! Мы - женщины, и он для нас искуше- 
ние". [220] 
И Дахнаш посмотрел на юношу и некоторое время его разглядывал, а по- 
том он покачал головой и сказал Маймуне: "Клянусь Аллахом, госпожа, тебе 
простительно, но против тебя остается еще нечто другое: положение женщи- 
ны не таково, как положение мужчины. Клянусь Аллахом, поистине твой воз- 
любленный более всех тварей сходен с моей возлюбленной по красоте и пре- 
лести, блеску и совершенству, и оба они как будто вместе вылиты в форме 
красоты". 
И когда Маймуна услышала от Дахнаша эти слова, свет стал мраком пред 
лицом ее, и она ударила его крылом по голове крепким ударом, который ед- 
ва не порешил его, так он был силен. А затем она воскликнула: "Клянусь 
светом лика его величия, ты сейчас же отправишься, о проклятый, и 
возьмешь твою возлюбленную, которую ты любишь, и быстро принесешь ее в 
это место, чтобы мы свели их обоих и посмотрели бы на них, когда они бу- 
дут спать вместе, близко друг от друга. И тогда нам станет ясно, который 
из них красивее и прекраснее другого. А если ты, о проклятый, сейчас же 
не сделаешь того, что я тебе приказываю, я сожгу тебя моим огнем, и за- 
кидаю тебя искрами, и разорву тебя на куски, и разбросаю в пустынях, и 
сделаю тебя назиданием для оседлого и путешествующего". - "О госпожа, - 
сказал Дахнаш, - я обязан сделать это для тебя, но я знаю, что моя воз- 
любленная красивее и усладигельнее". 
После этого ифрит Дахнаш полетел, в тот же час и минуту, и Маймуна 
полетела с ним, чтобы стеречь его, и они скрылись на некоторое время, а 
потом оба прилетели, неся ту девушку. 
А на ней была венецианская рубашка, тонкая, с двумя Золотыми каемка- 
ми, и была она украшена диковинными вышивками, а по краям рукавов были 
написаны такие стихи: 
Три вещи мешают ей прийти посетить наш дом 
(Страшны соглядатаи и злые завистники): 
Сиянье чела ее, и звон драгоценностей, 
И амбры прекрасный дух, что в складках сокрыт ее. 
Пусть скроет чело совсем она рукавом своим 
И снимет уборы все, но как же ей с потом быть? 
И Дахнаш с Маймуном до тех пор несли эту девушку, пока не опустили ее 
и не положили рядом с юношей Камар-аз-Заманом..." 
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи. 


Сто восемьдесят первая ночь 

Когда же настала сто восемьдесят первая ночь, она сказала: "Дошло до 
меня, о счастливый царь, что ифрит Дахнаш и ифритка Маймуна до тех пор 
несли царевну Будур, пока не опустились и не положили ее рядом с юношей 
Камар-аз-Заманом на ложе. И они открыли их лица, и оба более всех людей 
походили друг на друга, и были они словно двойники или несравненные брат 
и сестра, и служили искушением для богобоязненных, как сказал о них ясно 
говорящий поэт: 
О сердце, одного красавца не любя, 
Теряя разум в ласках и мольбах пред ним; 
Полюби красавцев ты всех зараз - и увидишь ты: 
Коль уйдет один, так другой придет тотчас к тебе, 
А другой сказал: 
Глаза мои видели, что двое лежат в пыли, 
Хотел бы я, чтоб они на веки легли мои. 
И Дахнаш с Маймуном стали смотреть на них, и Дахнаш воскликнул: "Кля- 
нусь Аллахом, хорошо, о госпожа! Моя любимая красивей!" - "Нет, мой воз- 
любленный красивей! - сказала Маймуна. - Горе тебе, Дахнаш, ты слеп гла- 
зами и сердцем и не отличаешь тощего от жирного. Разве сокроется истина? 
Не видишь ты, как он красив и прелестен, строен и соразмерен? Горе тебе, 
послушай, что я скажу о моем возлюбленном, и если ты искренно любишь ту, 
в кого ты влюблен, скажи про нее то, что я скажу о моем любимом". 
И Маймуна поцеловала Камар-аз-Замана меж глаз многими поцелуями и 
произнесла такую касыду [221]. 
"Что за дело мне до хулителя, что бранит тебя? 
Как утешиться, когда ветка ты, вечно гибкая? 
Насурьмлен твой глаз, колдовство свое навевает он, 
И любви узритской [222] исхода нет, когда смотрит он. 
Как турчанки очи: творят они с сердцем раненым 
Даже большее, чем отточенный и блестящий меч. 
Бремя тяжкое на меня взвалила любви она, 
Но, поистине, чтоб носить рубаху, я слишком слаб. 
Моя страсть к тебе, как и знаешь ты, и любовь к тебе 
В меня вложена, а любовь к другому - притворство лишь, 
Но имей я сердце такое же, как твоя душа, 
Я бы не был тонок и худ теперь, как твой гибкий стан, 
О луна небес! Всею прелестью и красой ее 
В описаниях наградить должно средь других людей. 
Все хулители говорили мне: "Кто такая та, 
О ком плачешь ты?" - и ответил я: "Опишите!" - им. 
О жестокость сердца, ты мягкости от боков ее 
Научиться можешь, и, может быть, станешь мягче ты" 
О эмир, суров красоты надсмотрщик - глаза твои, 
И привратник-бровь справедливости не желает знать. 
Лгут сказавшие, что красоты все Юсуф [223] взял себе - 
Сколько Юсуфов в красоте твоей заключается! 
Я для джиннов страшен, коль встречу их, но когда с тобой 
Повстречаюсь я, то трепещет сердце и страшно мне" 
И стараюсь я от тебя уйти, опасаясь глаз 
Соглядатаев, но доколе мне принуждать себя? 
Черны локоны и чело его красотой блестит, 
И прекрасны очи, и стан его прям и гибок так". 
И, услышав стихи Маймуны о ее возлюбленном, Дахнаш пришел в великий 
восторг и до крайности удивился..." 
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Дата публикации: 19 октября 2019 в 14:37