|
Сто девяносто седьмая ночь
Когда же настала сто девяносто седьмая ночь, она сказала. "Дошло до
меня, о счастливый царь, что когда
Марзуван посмотрел на Камар-азЗамана и узнал, что это тот, кого он
ищет, он воскликнул: "Слава Аллаху, который сделал его стан подобным ее
стану и его щеку такой, как ее щека, и цвет его лица таким же, как у
нее!"
А Камар-аз-Заман открыл глаза и стал прислушиваться к словам Марзува-
на, и, когда Марзуван увидел, что Камар-аз-Заман прислушивается к его
словам, он проговорил такие стихи:
"Я вижу, взволнован ты и стонешь в тоске своей,
И склонен устами ты красоты хвалить ее.
Любовью охвачен ты иль стрелами поражен?
Так держит себя лишь тот, кто был поражен стрелой.
Меня напои вином ты в чаше, и спой ты мне,
Сулейму и ар-Ребаб и Танум ты помяни.
О, солнце лозы младой - дно кружки звезда его,
Восток-рука кравчего, а запад - уста мои.
Ревную бока ее к одежде ее всегда,
Когда надевает их на тело столь нежное.
И чашам завидую, уста ей целующим,
Коль к месту лобзания она приближает их.
Не думайте, что убит я острым был лезвием, -
Нет, взгляды разящие метнули в меня стрелу.
Когда мы с ней встретились, я пальцы нашел ее
Окрашенными, на кровь дракона похожими,
И молвил: "Меня уж нет, а руки ты красила!
Так вот воздаяние безумным, влюбившимся!"
Сказала она и страсть влила в меня жгучую
Словами любви, уже теперь нескрываемое:
"Клянусь твоей жизнью я, не краской я красила,
Не думай же обвинять в обмане и лжи меня.
Когда я увидела, что ты удаляешься, -
А ты был рукой моей в кистью и пальцами, -
Заплакала кровью я, расставшись, и вытерла
Рукою ее, и кровь мне пальцы окрасила",
И если б заплакать мог я раньше ее, любя,
Душа исцелилась бы моя до раскаянья,
Но раньше заплакала она, в заплакал я
От слез ее и сказал: "Заслуга у первого
Меня не браните вы за страсть и ней - поистине,
Любовью клянусь, по ней жестоко страдаю я.
Я плачу о той, чей лик красоты украсили,
Арабы в персы ей не знают подобия.
Умна как Лукман [231] она, ликом как у Юсуфа,
Ноет как Давид она, как Марьям, воздержана.
А мне - горесть Якова, страданья Юсуфа,
Несчастье Иова и беды Адамовы [232],
Не надо казнить ее! Коль я от любви умру,
Спросите ее: "Как кровь его ты пролить могла?"
И когда Марзуван произнес эту касыду, он низвел на сердце Камараз-За-
мана прохладу и мир, и тот вздохнул и повернул язык во рту и сказал сво-
ему отцу: "О батюшка, позволь этому юноше подойти и сесть со мной ря-
дом..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто девяносто восьмая ночь
Когда же настала сто девяносто восьмая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман сказал своему отцу: "О ба-
тюшка, пусти этого юношу подойти и сесть со мной рядом". И когда султан
услышал от Камар-аз-Заман эти слова, он обрадовался великой радостью, а
ведь раньше его сердце встревожилось из-за Марзувана, и он задумал в ду-
ше обязательно отрубить ему голову. И теперь он услышал, что его сын за-
говорил, и то, что с ним было, прошло, и он поднялся и привлек к себе
юношу Марзувана и посадил его рядом с Камар-аз-Заманом.
И царь обратился к Марзувану и сказал ему: "Слава Аллаху за твое спа-
сение!" А Марзуван ответил: "До сохранит тебе Аллах твоего сына!" - и
пожелал царю добра. "Из какой ты страны?" - спросил его царь, и он отве-
тил: "С внутренних островов, из земель царя аль-Гайюра, владыки остро-
вов, морей и семи дворцов". И царь Шахраман сказал ему: "Может быть,
твой приход будет благословенным для моего сына и Аллах спасет его от
того, что с ним". - "Если пожелает Аллах великий, будет только одно доб-
ро", - отвечал Марзуван.
А потом он обратился к Камар-аз-Заману и сказал ему на ухо, незаметно
для паря и для вельмож правления: "О господин мой, укрепи свою душу и
сделай свое сердце сильным и прохлади свои глаза. Той, из-за кого ты
стал таким, - не спрашивай, каково ей из-за тебя. Но ты скрыл свою лю-
бовь и заболел, а что до нее, то она объявила о своей любви и все сказа-
ли, что она бесноватая. И теперь она в заточении, и на шее у нее желез-
ная цепь, и она в наихудшем состоянии, но если захочет (Аллах великий,
ваше излеченье будет делом моих рук".
И когда Камар-аз-Заман услышал эти слова, дух вернулся к нему и его
сердце окрепло, и он оживился и сделал знак своему отцу, чтобы тот поса-
дил его, и царь едва не взлетел от радости. Он подошел к сыну и посадил
его, и Камар-аз-Заман сел, а царь махнул платком, так как боялся за сво-
его сына, и все эмиры и везири ушли. И царь положил Камар-аз-Заману две
подушки, и тот сел, облокотившись на них, а царь велел надушить дворец
шафраном, а потом он приказал украсить город и сказал Марзувану: "Кля-
нусь Аллахом, о дитя мое, твое появление счастливо и благословенно", - и
проявил к нему крайнее уважение.
Затем царь потребовал для Марзувана кушанья, и их подали, и Марзуван
подошел и сказал Камар-аз-Заману: "Подойди поешь со мною", - и Ка-
мар-аз-Заман послушался его и подошел и стал есть с ним, и при всем этом
царь благословлял Марзувана и говорил: "Как прекрасно, что ты пришел, о
дитя мое!" А когда отец Камар-аз-Замана увидел, что его сын стал есть,
его радость и веселье увеличились, и он сейчас же вышел и рассказал об
этом матери юноши и жителям дворца. И во дворце забили в барабаны при
радостной вести о спасении Камар-аз-Замана. И царь велел кликнуть клич,
чтобы город украсили, и город был украшен, и люди обрадовались, и был то
великий день. А затем Марзуван провел эту ночь подле Камар-аз-Замана, и
царь переночевал с ними, радостный, и ему было весело..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Сто девяносто девятая ночь
Когда же настала сто девяносто девятая ночь, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что царь Шахраман провел эту ночь с ними - так
он был рад исцелению своего сына. А когда наступило утро и царь Шахраман
ушел и Марзуван остался один с Камар-аз-Заманом, он рассказал ему всю
историю, с начала до конца, и сказал: "Знай, что мне знакома та, с кото-
рой ты был вместе, и зовут ее Ситт Будур, дочь царя аль-Гайюра".
А затем он рассказал ему с начала до конца о том, что произошло с
госпожой Будур, и поведал о крайней ее любви к нему и сказал: "Все, что
произошло у тебя с твоим отцом, случилось и у нее с ее отцом. Ты, без
сомнения, ее возлюбленный, а она - твоя возлюбленная. Укрепи же твою во-
лю и сделай сильным твое сердце - я приведу тебя к ней и скоро сведу вас
вместе. И я сделаю с вами так, как сказал поэт:
Когда друзья друг друга покинули
И долго уж их ссора продлилась,
Я скреплю меж ними вновь дружбы связь,
Как гвоздь скрепляет лезвия ножниц".
И Марзуван до тех пор убеждал Камар-аз-Замана быть сильным, и ободрял
его и утешал и побуждал есть м пить, пока тот не поел кушаний и не выпил
напитков, дух его вернулся к нему, и возвратились его силы, и он спасся
от того, что его постигло. И все это время Марзуван развлекал его стиха-
ми и рассказами, пока Камар-аз-Заман не поднялся на ноги и не пожелал
пойти в баню. И Марзуван взял его за руку и свел в баню, и они вымыли
себе тело и почистились..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Ночь, дополняющая до двухсот
Когда же настала ночь, дополняющая до двухсот, она сказала: "Дошло до
меня, о счастливый царь, что когда Камар-аз-Заман, сын царя Шахрамана,
пошел в баню, его отец приказал выпустить заключенных, радуясь этому, и
наградил роскошными одеждами вельмож своего царства и роздал бедным ми-
лостыню, и велел украсить город, и город был украшен семь дней.
А потом Марзуван сказал Камар-аз-Заману: "Знай, о господин мой, что я
прибыл от Ситт Будур и цель моего путешествия в том, чтобы освободить ее
от ее недуга. Нам остается лишь придумать хитрость, чтобы отправиться к
ней, так как твой отец не может с тобой расстаться, и, по моему мнению,
тебе следует завтра попросить у отца разрешения поехать на охоту в пус-
тыню. Захвати мешок, полный денег, сядь на коня и возьми с собою подста-
ву, и я тоже, как и ты, сяду на коня. А своему отцу ты скажи: "Я хочу
прогуляться в равнине я поохотиться, я посмотрю пустыню и проведу там
одну ночь". И когда мы выедем, то отправимся своей дорогой, и не давай
никому из слуг следовать за нами".
И Камар-аз-Заман воскликнул: "Прекрасен такой план!" - и обрадовался
великой радостью, и его спина укрепилась. И он вошел к своему отцу и
рассказал ему все это, и царь позволил ему поехать на охоту и сказал: "О
дитя мое, тысячу раз благословен тот день, который дал тебе силу. Я сог-
ласен на твою поездку, но только переночуй там одну лишь ночь, а завтра
приезжай и явись ко мне: ты знаешь, что жизнь приятна мне лишь с тобою,
и мне не верится, что ты поправился от болезни. Ты для меня таков, как
сказал об этом поэт:
И если б иметь я мог на каждую ночь и день
Ковер Сулеймана [233] и Хосроев могучих власть, -
Все это не стоило б крыла комариного,
Когда бы не мог мой глаз всегда на тебя взирать".
Потом царь снарядил своего сына Камар-аз-Замана и снарядил вместе с
ним Марзувана и приказал, чтобы им приготовили четырех коней и двугорбо-
го верблюда для поклажи, и одногорбого, чтобы нести воду и пищу. И Ка-
мар-аз-Заман не позволил никому с ним выехать, чтобы служить ему. И отец
простился с сыном и прижал его к груди и поцеловал и сказал: "Ради Алла-
ха, прошу тебя, не отлучайся больше чем на одну ночь: сон для меня в эту
ночь будет запретен, ибо я чувствую так, как сказал поэт:
Сближенье с тобою - блаженство блаженств,
Мученье мучений - страдать без тебя.
Я жертва твоя! Если грех мой - любовь
К тебе, то проступок велик мой, велик.
Как я, ты горишь ли огнями любви?
Они меня жарят, как пытки в аду".
"О батюшка, если захочет Аллах, я проведу там только одну ночь, -
сказал Камар-аз-Заман, а затем он простился с отцом и уехал. И Ка-
мар-аз-Заман с Марзуваном выехали, сев на коней (а с ними был двугорбый
верблюд, нагруженный поклажей, и одногорбый верблюд с водой и пищей), и
направились в пустыню..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести первая ночь
Когда же настала двести первая ночь, она сказала". "Дошло до меня, о
счастливый царь, что Камар-азЗаман с Марзуваном выехали и направились в
пустыню и ехали от начала дня и до вечера, а потом остановились, поели,
попили и накормили животных и отдыхали некоторое время. А затем они сели
на коней и поехали, и ехали, не останавливаясь, три дня, а на четвертый
день появилась перед ними просторная местность, где были густые заросли,
и они остановились там. И Марзуван зарезал верблюда и коня и разрубил их
мясо на куски и очистил кости от мяса, а потом он взял у Камар-аз-Замана
его рубашку и одежду, порвал их на куски и вымазал в крови коня, и взял
кафтан Камар-аз-Замана, тоже порвал его и вымазал в крови и бросил у
разветвления дороги.
А потом они попили, поели и двинулись дальше. И Камар-аз-Заман спро-
сил Марзувана: "Что это ты сделал, о брат мой, и какая будет от этого
польза?" - и Марзуван отвечал ему: "Знай, что когда нас не будет еще од-
ну ночь после той ночи, на которую мы взяли позволение, и мы не явимся,
твой отец, царь Шахраман, сядет на коня и поедет за нами следом. И когда
он доедет до этой крови, которую я разлил, и увидит твою разорванную ру-
башку и одежду и на них кровь, он подумает, что тебя постигла беда от
разбойников иди зверей пустыни, и перестанет надеяться на твое возвраще-
ние и вернется в город. А мы достигнем этой хитростью того, чего хотим".
И Камар-азЗаман сказал: "Клянусь Аллахом, это прекрасная хитрость! Ты
хорошо сделал!"
И потом они ехали в течение дней и ночей, и все это время Ка-
мар-аз-Заман, оставаясь наедине с собою, жаловался и плакал, пока не
возрадовался, узнав, что земля его возлюбленной близко. И он произнес
такие стихи:
"Сурова ли будешь с тем, не мог кто забыть тебя
На час, и откажешь ли, когда я желал тебя?
Не знаю пусть радости, когда обману в любви,
И если я лгу, то пусть разлуку узнаю я!
Вины ведь за мною нет, чтоб ты холодна была,
А если вина и есть, пришел я с раскаяньем.
Одно из чудес судьбы - что ты от меня бежишь:
Ведь дни непрестанно нам приносят диковины".
Когда же Камар-аз-Заман кончил говорить стихи, Марзуван сказал ему:
"Посмотри, вот показались острова Варя аль-Гайюра, и Камар-аз-Заман об-
радовался и поблагодарил его, поцеловал его и прижал к груди. Когда же
они достигли островов и вступили в город, Марзуван поместил Камар-аз-За-
мана в хане, и они отдыхали после путешествия три дня, а затем Марзуван
взял Камар-азЗамана и свел его в баню и одел его в одежду купцов. Он
достал для него золотую дощечку, чтобы гадать на песке [234], и набор при-
надлежностей, и астролябию из серебра, покрытого золотом, и сказал:
"Поднимайся, о господин мой! Встань под царским дворцом и кричи: "Я
счетчик, я писец, я тот, кто знает искомое и ищущего, я мудрец испытан-
ный, я звездочет превосходный! Где же охотники?" И когда царь услышит
тебя, он пошлет за тобою и приведет тебя к своей дочери, царевне Будур,
твоей возлюбленной, а ты, войдя к ней, скажи ему: "Дай мне три дня сро-
ку, и если она поправится - жени меня на ней, а если не поправится -
поступи со мной так же, как ты поступил с теми, кто был прежде меня". И
царь согласится на это. Когда же ты окажешься у царевны, осведоми ее о
себе, и она окрепнет, увидя тебя, и прекратится ее безумие, и она попра-
вится в одну ночь. Накорми ее и напои, и отец ее возрадуется ее спасенью
и женит тебя на ней и разделит с тобою свое царство, так как он взял на
себя такое условие. Вот и все!"
Услышав от него эти слова, Камар-аз-Заман воскликнул: "Да не лишусь я
твоих милостей!" - И взял у него принадлежности и вышел из хана, одетый
в ту одежду (а с ним были те принадлежности, о которых мы упоминали), и
шел, пока не остановился под дворцом царя аль-Гайюра.
И он закричал: "Я писец, и счетчик, я тот, кто знает искомое и ищуще-
го, я тот, кто открывает книгу и подсчитывает счет, я толкую сны и вы-
черчиваю перьями клады. Где же охотники?"
И когда жители города услышала эти слова, они пришли к нему, так как
уже долго не видели писцов и звездочетов, и встали вокруг него и приня-
лись его рассматривать. И они увидели, что он до крайности красив, не-
жен, изящен и совершенен, и стояли, дивясь его красоте и прелести, и
стройности и соразмерности. И один из них подошел к нему и сказал: "Ради
Аллаха, о прекрасный юноша с красноречивым языком, не подвергай себя
опасности и не бросайся в гибельное дело, желая жениться на царевне Бу-
дур, дочери царя аль-Гайюра. Взгляни глазами на эти повешенные головы -
их обладатели были все убиты из-за этого".
Но Камар-аз-Заман не обратил внимания на его слова и закричал во весь
голос: "Я мудрец, писец, звездочет и счетчик!" - и все жители города
стали удерживать его от такого дела, но Камар-аз-Заман вовсе не стал
смотреть на них и подумал: "Лишь тот знает тоску, кто сам борется с
нею!" И он принялся кричать во весь голос: "Я мудрец, я звездочет..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести третья ночь
Когда же настала двести третья ночь [235], она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что Камар-аз-Заман не обратил внимания на слова жите-
лей города и стал кричать: "Я писец, я счетчик, я звездочет!" И все жи-
тели города рассердились на него и сказали: "Ты просто глупый юноша,
гордец и дурак. Пожалей свою юность и молодые годы, и прелесть и красо-
ту!" Но Камар-аз-Заман продолжал кричать: "Я звездочет и счетчик - есть
ли охотники?!"
И когда Камар-аз-Заман кричал, а люди его останавливали, царь аль-Га-
йюр услышал его голос и шум толпы, и сказал везирю: "Спустись, приведи к
нам этого звездочета". И везирь поспешно спустился и, взяв Камар-аз-За-
мана из толпы людей, привел его к царю. И, оказавшись перед царем
аль-Гайюром, Камар-аз-Заман поцеловал Землю и произнес:
"Собрал ты в себе одном прославленных восемь свойств, -
Так пусть же тебе судьба всегда их дает как слуг:
То слава, и истина, и щедрость, и набожность,
И слово, и мысль твоя, и знатность, и ряд побед".
И царь аль-Гайюр посмотрел на него и усадил его с собой рядом и, об-
ратившись к нему, сказал: "Ради Аллаха, о дитя мое, если ты не звездо-
чет, то не подвергай себя опасности и не входи сюда, приняв мое условие,
ибо я обязался всякому, кто войдет к моей дочери и не исцелит ее от не-
дуга, отрубить голову, а того, кто ее исцелит, я женю на ней. Так пусть
не обманывает тебя твоя красота и прелесть. Аллахом клянусь, если ты ее
не вылечишь, я непременно отрублю тебе голову!" - "Пусть так и будет! -
отвечал Камар-аз-Заман. - Я согласен и Знал об этом раньше, чем пришел к
тебе".
И царь аль-Гайюр призвал судей засвидетельствовать Это и отдал Ка-
мар-аз-Замана евнуху и сказал ему: "Отведи его к Ситт Будур!" И евнух
взял Камар-аз-Замана За руку и пошел с ним по проходу, и Камар-аз-Заман
опередил его, и евнух побежал, говоря ему: "Горе тебе, не ускоряй гибели
своей души! Я не видел звездочета, который бы ускорял свою гибель, кроме
тебя, но ты не знаешь, какие перед тобой напасти". Но Камараз-Заман от-
вернул лицо от евнуха..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двести четвертая ночь
Когда же настала двести четвертая ночь, она сказала: "Дошло до меня,
о счастливый царь, что евнух говорил Камар-аз-Заману: "Потерпи и не то-
ропись!" - но Камар-аз-Заман отвернул от него лицо и произнес такие сти-
хи:
"Хоть я знающий, но не знаю, как описать тебя,
И растерян я, и не ведаю, что сказать теперь.
Коль скажу я: "Солнце" - заката нет красоте твоей
Для очей моих, но закатится солнце всякое.
Совершенна так красота твоя! Описать ее,
Кто речист, бессилен, - смутит она говорящего".
Потом евнух поставил Камар-аз-Замана за занавеской" висевшей на две-
ри, и Камар-аз-Заман спросил его: "Какой способ тебе приятнее: чтобы я
вылечил и исцелил твою госпожу отсюда или чтобы я пошел к ней и вылечил
ее по ту сторону занавески?" И евнух изумился его словам и сказал: "Если
ты вылечишь ее отсюда, это увеличит твои достоинства".
Тогда Камар-аз-Заман сел за занавеской и, вынув чернильницу и калам,
взял бумажку и написал на ней такие слова: "Это письмо от того, кого лю-
бовь истомила и страсть погубила, и печаль изнурила, кто на жизнь надеж-
ды лишился и в близкой кончине убедился. И нет для сердца его болезного
помощника и друга любезного, и для ока, что ночью не спит, нет никого,
кто заботу победит. И днями он в пламени сгорает, а ночами, как под пыт-
кой, страдает, и тело его худоба изводит, но гонец от любимого не прихо-
дит".
А потом он написал такие стихи:
"Пишу, и душа моя тебя поминает лишь,
И веки сгоревшие не слезы, а кровь струят.
Печаль и страдания на тело надели мне
Рубаху томления, и в ней я влачу его.
Я сетовал на любовь, любовью терзаемый,
И нет для терпения местечка в душе моей.
К тебе обращаюсь я: "Будь щедрой и кроткою
И сжалься" - душа моя в любви разрывается",
А под стихами он написал такие созвучия: "Сердец исцеленье - любимым
единенье. Кого любимый терзает, того Аллах исцеляет. Кто из нас иль из
вас обманщиком будет, тот желаемого не добудет. Нет лучше, чем любящий и
верный любимому, что суров безмерно".
И он написал, подписываясь: "От безумно влюбленного, любящего, сму-
щенного, любовью и страстью возбужденного, тоской и увлечением плененно-
го Камар-аз-Замана, сына Шахрамана, - единственной во все времена, что
среди прекрасных гурий избрана, госпоже Будур, чей отец - царь аль-Га-
йюр. Знай, что ночи провожу я в бденье, а дни свои влачу в смущенье,
больной, истощенный, любящий, увлеченный, многие вздохи испускающий,
обильные слезы проливающий, любовью плененный, тоской умерщвленный, с
душою, разлукой прожженной, страсти заложник, недугов застольник. Я
бодрствующий, чье око сном не смежается, влюбленный, чьи слезы не прек-
ращаются, и огня сердца моего не погасить, а пламени страсти не сок-
рыть".
А потом Камар-аз-Заман написал на полях письма вот какой превосходный
стих:
"Привет мой из сокровищ благ господних
" Тому, кто держит и мой дух и сердце".
И еще он написал:
"Хоть слово в подарок мне вы дайте и, может быть,
Меня пожалеете, и дух мой смирится.
И правда, от страсти к вам, влюбленный, считаю я
Пустым то, что пережил - мое униженье.
Аллах, сохрани же тех, к кому отдален мой путь!
Я скрыл свои чувства к ним в достойнейшем месте.
Но вот свои милости послала ко мне судьба,
И ныне закинут я к порогу любимой.
Я видел Буду со мной на ложе лежащею
Светила луна моя в лучах ее солнца".
А потом Камар-аз-Заман, запечатав это письмо, написал на месте адреса
такие стихи:
"Письмо ты спроси о том, что пишет перо мое, -
Поведают письмена любовь и тоску мою.
Вот пишет рука моя, а слезы текут из глаз,
И жалуется любовь бумаге из-под пера.
Пусть вечно течет слеза из глаз на бумаги лист,
Коль слезы окончатся, польется за ними кровь".
А заканчивая письмо, он, наконец, написал еще:
"Я перстень послал тебе, что в день единения
Я взял своему взамен, - пришли же мне перстень мой".
Потом Камар-аз-Заман положил перстень Ситт Будур в свернутую бумажку
и отдал ее евнуху, а тот взял ее и вошел с нею к своей госпоже..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи,