Ревнивые невестки

Жил-был царь. Было у царя семь сыновей и одна дочка — она была самая младшая. В тот год, когда сыновей поженили, царь с царицею оба скончались, а дочку пристроить они не успели — она была еще слишком мала. Семеро братьев разъезжали по торговым делам, а сестра оставалась дома с их женами.
Раз уехали они торговать в дальние края. Прошел целый год — и их все нет. Вот их жены и сговорились извести золовку.
Стали ей говорить:
— Ну, девушка, видишь, братья твои не едут. Принеси нам воды в этом дырявом горшке. А не принесешь — есть тебе не дадим.
Так они ей говорили. Что ей было на это ответить? Пришлось делать, что приказали. Вытащили они для нее дырявый горшок, поставила она его на голову и пошла на гхат. Опустила она здесь горшок наземь и заплакала. Плачет, причитывает, а слова у нее в песню складываются:
Дырявый горшок я, девушка, принесла, Дырявый горшок я, девушка, принесла, Где же вы, братцы мои, нынче торговлю ведете?
Ушла девушка на гхат и плачет там. Долго она так проплакала. Потом, говорят, вышли из воды лягушки и говорят ей:
— Скажи, девушка, о чем ты плачешь. Мы видим, ты давно тут сидишь и, слышим, плакать не перестаешь. Нам самим от этого горько. Скажи, о чем ты плачешь.
— У меня семеро старших братьев, а я у них одна сестра,— отвечает она. — Мои невестки, все семь, хотят меня извести: заставили меня носить воду в дырявом горшке. Была бы здесь одна дырка, я бы ее рукой закрыла и как-нибудь принесла бы воды, да их тут пять или шесть. Как мне воду нести? А они мне сказали: «Смотри не замазывай дыр глиной или смолой. Неси горшок, как он есть». Вот о чем я убиваюсь, вот зачем плачу.
— Не плачь, девушка,— говорят лягушки. — Утешься и не горюй. Набери в горшок воды, а мы ляжем на дырки и закроем их. Тогда ставь его на голову и неси,
а принесешь — опускай потихоньку, об подставку не стукни. Ну, бери горшок, набирай воду.
Тут она перестала плакать, взяла горшок, набрала воды и понесла его на голове. Принесла и поставила на подставку. Невестки ее говорят одна другой:
__ Дивное дело, сестрицы! Принесла ведь она. Не
удалось нам ее одолеть.
Смотрят на горшок: он дырявый, как был, а вода из него не течет.
Потом они ей говорят:
__ Ну, девушка, нарви листьев и принеси, только не связывай.
Она и впрямь пошла в лес. Пришла туда, заплакала и причитывает такими словами:
Без веревки листья я, девушка, принесла, Без веревки листья я, девушка, принесла, Где же вы, братцы мои, нынче торговлю ведете?
И вот, когда она так плакала и причитывала, выползла древесная змея и спрашивает:
— Скажи, девушка, зачем ты так плачешь? От твоих слез у меня сердце щемит. Скажи мне, зачем ты так плачешь?
— Мои братья уехали торговать,— отвечает девушка,— а их жены хотят меня извести. Они мне и водицы нз дают, что с риса сливают, поесть, а сегодня они мне сказали: «Пойди, нарви листьев и принеси, только не связывай. Тогда мы дадим тебе есть. А не то ничего не получишь». Вот о чем я горюю, вот какая тоска заставила меня плакать. Видишь, сколько листьев я нарвала. Как мне их теперь отнести? Вот отчего я так горюю.
— Ах, ты горюешь о том, как их отнести? — отвечает змея. — Не печалься об этом. Я тебе помогу их снести. Только, когда придешь домой, ты вязочку не бросай, а опусти тихонько на землю.
Сказала это змея и растянулась во всю длину.
— Клади на меня листья,— говорит. — Потом я свернусь, и получится связка.
И вправду, у девушки много было нарвано листьев — корзина бы полная вышла. Все эти листья она уложила поверх змеи. Потом взяла змею за голову и понесла связку домой. Невестки увидели, что она возвращается, и говорят:
— Ну-ка, сестрицы, посмотрим, чем она листья связала.
А девушка отвечает:
— Подождите. Дайте мне сначала их положить, потом смотрите.
Положила осторожненько листья, змея тут же развернулась — они и не заметили, как она ускользнула.
— Нет,— говорят,— сестрицы, опять у нас с ней не вышло.
Потом они ей сказали:
— Завтра, девушка, принеси хворосту. Только не связывай.
На другой день она пошла в лес и набрала хворосту. После села; сидит, плачет и поет:
Без обвязки хворост я, девушка, принесла, Без обвязки хворост я, девушка, принесла, Где же вы, братцы мои, нынче торговлю ведете?
Набрала она хворост, сложила и плачет так там в лесу. Услышал ее крысиный удав, выполз и говорит:
— Слушай, девушка, о чем это ты так долго плачешь? Тебя слушать больно. О чем ты плачешь? Скажи мне.
— Что мне еще делать, как не плакать? — отвечает девушка. — Душа у меня иссохла, стала словно соломинка. Мои братья уехали торговать, а их жены хотят меня вконец извести. Они мне велели дров принести, да не увязывать. Видишь, я набрала, а как мне нести? Вот почему я тоскую и плачу.
— Ах, вот из-за чего ты горюешь,— говорит крысиный удав. — Не печалься. Утешься, я сейчас помогу тебе их донести. Только, как домой принесешь, клади дрова осторожно.
Тут змея растянулась во всю свою длину и добавила:
— Ну, клади дрова на меня, а я вокруг них обернусь, и будет тебе вязанка.
И вправду, сложила она все дрова на змею, а змея вокруг них обернулась и их крепко стянула. Положила девушка дрова на голову и понесла, а как дошла до дому, тихонечко опустила их у изгороди. Только опустила, змея соскользнула — и под изгородь.
Вышли из дому невестки, глядят на работу. А придраться им не к чему. Старались они еще мучить ее не раз и по-разному, да доконать никак не сумели.
Собрались раз все невестки совет держать и договорились они вот на чем.
__ Пойдемте,— говорят,— все вместе в лес за дровами.
И вправду, пошли они все и золовку с собой тоже взяли. Как зашли они в лес, видят: стоит у дороги дерево мачкунда, всё в цвету.
__ Стойте,— говорят. — Давайте сперва цветов нарвем, а потом пойдем дальше.
Стали невестки пробовать влезть. Только вид делают: влезут чуть-чуть и вниз сползают. И каждая говорит:
— Нет, мне не влезть.
Все подряд одно и то же сказали, потом повернулись к золовке.
— Лезь, девушка,— говорят. — Постарайся для нас.
— Кто его знает,— отвечает она. — Наверно, мне тоже не влезть.
— Полезай,— говорят. — Попробуй влезть. У тебя, может, получится.
Тут, правду сказать, стали они ее силой подталкивать да подсаживать. Как залезла она, говорят:
— Ну мы тебе помогли взобраться, теперь нарви нам побольше цветов.
А сами тем временем принесли колючих веток и обложили ими ствол снизу, да еще веревками их привязали, чтоб крепче держались. А после ушли и бросили девушку там на дереве.
Прошло много времени, кто его знает сколько, и проезжали тем местом ее старшие братья, все семеро. Как подъехали к цветущему дереву, сели под ним и говорят:
— Давайте отдохнем малость под этим деревом.
Ну а девушка от голода так ослабла, что слова вымолвить не могла, а все ж еще живая была. Увидела она их и признала, а позвать-то не может. Вот сидят они там, а сверху ее слезы каплют, и случись так, что слезы эти упали прямо на спину старшему брату.
— Эй вы, парни, — говорит он. — Взгляните на мою спину. Невесть кто что-то на меня уронил.
Поглядели братья и говорят:
— Слушай, брат. Никак это слезы нашей сестрицы меньшой?
Взглянули они наверх и увидали ее. Оттащили прочь колючие ветки, спустили ее на землю, а потом намочили
рисовых хлопьев, смешали их с патокой и дали ей съесть, да еще рис вариться поставили.
Съела она рисовых хлопьев и стала понемногу в себя приходить, даже заговорила; а поначалу она и говорить не могла. Дали они ей еще немного поесть, а как поела, уложили ее отдохнуть.
Отдохнула она и все рассказала: и как она на дерево влезла, и кто колючки вокруг ствола привязал, отчего ей пришлось там остаться. И как невестки ее раньше мучили, тоже им все рассказала. Братья страх как рассердились на своих жен.
— Что за напасть, — они говорят. — Сестра у нас од-на-единственная. За что они ее так мучат? Счастье, что мы тут проходили и выручили ее, а не то она здесь так бы и пропала. Жены наши не знают жалости, нечего и нам их жалеть. Придем домой, выкопаем колодец и всех их туда побросаем. Как они ее мучили, так и мы их помучим — пусть на себе все испытают. Хотелось бы знать, как им это понравится.
Все на том согласились и говорят:
— Женам нашим знать об этом не след. Если кто им что скажет, тот нам больше не брат. Мы его прочь прогоним — нам такого брата не надо. Помните, братья, менять решение не будем.
И каждый ответил:
— Верно, я не буду менять.
Поели они, сестру покормили, дали ей две иглы и посадили ее в мешок.
— Мы велим твоим невесткам нести этот мешок, — говорят они ей, — а ты их иголками хорошенько коли. Если не понесут, мы им зададим крепкую взбучку.
Так они ее научили, потом посадили в мешок, погрузили мешок на вола и пустились в путь.
Приезжают домой, мешок сняли с вола и тихонько положили. Положили его на землю, стали жен звать. Говорят им:
— Вот, женщины, несите этот мешок в дом, да осторожно. Смотрите не уроните его, а то мы вас прибьем.
И вправду, подошли жены, взяли мешок и понесли, а девушка как начнет их колоть. Втыкает иголку изо всех сил, как можно глубже. Женам впору бросить ношу и убежать, да мужья рядом идут и подгоняют:
— Несите быстрей.
Напряглись они и несут, на уколы не смотрят, а девушка все колет им руки и колет, так что кровь ручьями течет. Им уж и слез не сдержать.
Как вошли в дом, пошли расспросы: про новости, про дела, про дорогу. Мужья им все рассказали — и как далеко они были, и всякое прочее. Потом сами стали спрашивать жен. Те тоже им рассказали, как время без них проводили, что делали и все такое. Ну а как золовку мучили, ни одна не сказала. Братья и спрашивают:
— А что с сестрой нашей, маленькой? Мы ее что-то не видим. Нам бы хотелось из ее рук водицы испить.
— А она в лес ушла, — отвечают. — За дровами с подружками...
Так все они сказки рассказывали — и одна, и другая, и третья. Правды никто не сказал. Мужья им говорят:
— Это все враки, что она в лес ушла. Мы ее сами нашли — на дереве мачкунда. Чего вы нам чушь городите?
Жены враз онемели, — от страха дара речи лишились, и языки у них к горлу присохли. А как открыли мешок и выпустили сестру, они подняли крик и ревели в открытую. Братья их бранят на чем свет стоит, а женам и сказать в ответ нечего. Говорят тогда братья:
— Торговали мы в дальних краях, и случилось нам попасть в большую беду. Мы тогда дали такой обет: «Как вернемся домой, выкопаем колодец и праздник устроим, чтобы его освятить». Вот какой был обет. Верно, поэтому мы и сестру нашу нашли.
На другой день принялись копать колодец. Стали копать широко — в две сажени — и глубоко. Выкопали на три человеческих роста, а то и того глубже, дошли до мокрой земли и копать перестали.
Назначили день. «В такой вот день, — говорят,— святить будем колодец». Запасли масла и синдура, а в намеченный день позвали домов и велели им бить в барабан. Говорят братья женам:
— Сегодня оденьтесь по-праздничному. Вы все вместе в один час пойдете на благословенье к колодцу. Вот что от вас нужно.
Тут и вправду домы повели их с барабанным боем к колодцу. Как дошли до колодца, поставили женщин Рядком у края и говорят:
— Ну, теперь благословляйте.
Только они подняли руки для благословенья, а мужья как толкнут их — и сбросили каждый свою жену вниз. Потом пошли домой, а женщин там оставили. После они накрыли колодец крышкой из бревен и, сколько времени те девушку мучили, на столько же их там оставили без пищи. Ни есть, ни пить — ничего им не давали. Только когда то время прошло, их наверх вытащили.
Вот и сказке конец.